Фрейд З. О динамике перенесения (1912)

Если проследить патогенный комплекс, исходя из того, что его замещает в сознании (или в виде бросающегося в глаза симптома или чего-то едва заметного) до корней его в бессознательном, то скоро доходишь до области, где сопротивление проявляется так явно, так ясно, что ближайшая мысль вынуждена с ним считаться и проявиться в виде компромисса между его требованиями и исследовательской работой.

[1] В переводе Вульфа здесь была допущена опечатка и вместо термина перенесение [Übertragung] ошибочно использовано слово «вытеснение» [Verdrängung]. Исправлено в 2024 г. — прим. Алейникова С.В.

Постараемся понять, что каждый человек, благодаря совместному действию врожденного предрасположения и влияний, оказанных на него в детские годы, приобретает известные особенности в изживании своей любовной жизни, т.- е. требует для этого определенных жизненных условий, изживает определенные влечения и ставит себе определенные цели [2].

[2] В этом месте мы воспользуемся случаем, чтобы защититься от упрека,— являющегося результатом недоразумения,— что мы будто отрицаем значение врожденных (конституциональных) моментов, потому что подчеркиваем значение инфантильных впечатлений. Такой упрек исходит из узости каузальной потребности людей, которая готова удовлетвориться одним только причинным моментом — в полном противоречии с обычным положением вещей в реальности. Психоанализ много высказывался о случайных факторах в этиологии, мало о конституциональных, но только потому, что по поводу первых он мог сказать нечто новое, а по поводу вторых знал сначала не больше, чем обычно известно. Мы отказываемся устанавливать принципиальную разницу между обоими рядами этнологических моментов; наоборот, мы полагаем, что для достижения наблюдаемого эффекта необходимо регулярное содействие тех и других. Δαίμων και Τύχη определяют судьбу человека; редко, — быть может, никогда, — только одна из этих сил. Распределение этиологических влияний между теми и другими возможно только индивидуально и в деталях. Ряд, в котором можно расположить меняющиеся величины обоих факторов, несомненно будет иметь и свои крайние случаи. В зависимости от состояния нашего познания мы будем оценивать в каждом отдельном случае конституционную долю или переживания и сохраним за собой право изменить свое суждение с изменением наших взглядов. Впрочем можно решиться видеть в самой конституции осадок случайных влияний на бесконечно большой ряд предков.

Таким образом, получается, так сказать, одно клише (или несколько клише), которое в течение жизни постоянно повторяется, снова отпечатывается, поскольку это допускают внешние * обстоятельства и природа доступных объектов любви, и которое,. понятно, не остается совершенно неизменным по отношению к свежим впечатлениям. Наш опыт показал, что только часть этих определяющих любовную жизнь движений души достигла полного развития; эта часть обращена к реальности, находится в распоряжении сознательной личности и составляет известную долю ее. Другая часть этих либидинозных душевных движений задержалась в своем развитии, отрезана как от сознательной личности, так и от реальности, может развиться только в фантазии или осталась полностью в бессознательном, так что остается совершенно неизвестной сознанию личности. Тот, чья потребность в любви не получает полного удовлетворения в реальности, вынужден обращать на всякое новое лицо с которым сталкивается, свои либидинозные надежды и весьма вероятно, что в этой направленности участвуют обе части его либидо, как доступные сознанию, так и бессознательные.

Поэтому вполне естественно и понятно, что готовая, находящаяся в выжидательном положении активная сила либидо, частично неудовлетворенного, обращается также и на личность врача. Согласно нашему предположению эта активная сила будет держаться прежних образцов, привяжется к какому-нибудь клише (из имеющихся у означенного лица), или, иначе говоря, она вставит врача. в один из психических «рядов», созданных уже прежде больным. Соответственно реальным отношениям к врачу, решающим для такого введения в ряд является имаго [imago] отца (по счастливому выражению Юнга) [3].

[3] Юнг К.Г. Либидо, Его метаморфозы и символы

Но перенесение не связано только с этим „образцом, оно может произойти согласно imago матери, брата и т. д. Особенности перенесения на врача, благодаря которым она по размерам своими способу «выражения «переходит границы того, что можно разумно и трезво оправдать, становятся .понятными, если принять во внимание, что это перенесение осуществили не только сознательные ожидания, но и задержанные или бес сознательные.
Об этих проявлениях перенесения нечего было бы больше говорить и раздумывать, если бы при этом не остались невыясненными два пункта, представляющие для психоанализа особый интерес. Во-первых, мы не понимаем, почему у невротических лиц перенесение при анализе оказывается гораздо интенсивней, чем у других, не анализируемых, и, во-вторых, остается загадочным, почему при анализе мы встречаем перенесение, в виде сильнейшего сопротивления, между тем как вне анализа в перенесении мы должны признать носителя исцеления, — залог полного успеха.

Факт, который можно наблюдать сколько угодно, показывает что, когда у пациента прекращаются свободные ассоциации [4], можно всегда устранить задержку уверением, что больной находятся во власти какой-нибудь явившейся у него мысли, касающейся личности врача или чего-то к нему относящегося. Как только дано это объяснение, задержка немедленно устраняется или положение, состоящее в отсутствии ассоциаций, превращается в умалчивание их.

[4] Я имею в виду случай, когда они действительно не являются, а не умалчиваются им вследствие банального неприятного чувства.

На первый взгляд кажется, что тот факт, что перенесение, составляющее обычно самый сильный рычаг успеха, превращается при психоанализе в сильнейшее средство сопротивления, является для него огромным методическим ущербом. При ближайшем рассмотрении, однако, устраняется, по крайней мере, первая из двух проблем. Неверно, что во время психоанализа перенесение выступает интенсивней и неудержимей, чем вне его. В лечебницах, где нервных больных не лечат психоаналитически, можно наблюдать самые сильные по интенсивности и cамые недостойные формы перенесения доходящего до полного подчинения и имеющего несомненную эротическую окраску. Тонкая наблюдательница Габриэль Рейтер [Gabriele Reuter] описала это, когда еще не было психоанализа, в замечательной книге указывающей на глубокое понимание сущности и развитие неврозов [5]. Эти признаки перенесения приходится поэтому не поставить в счет психоанализу, а приписывать самому неврозу. Вторая проблема остается пока незатронутой.

[5] Габриэль Рейтер (1859-1941). Роман «Из хорошей семьи» [Aus guter Familie,1895]. Книга переведена на русский язык в 1902 году: Рейтер, Габриэль. «Из хорошей семьи»: Роман в 2-х ч. Перевод с немецкого Н. Дадоновой; [Под ред. и с предисл.] А. Вербицкой. — Москва: типо-лит. т-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1902, 224 с.

Теперь мы должны приступить к выяснению этой проблемы, вопроса, почему в психоанализе мы встречаемся с перенесением в виде сопротивления. Представим себе психологическое положение лечения: постоянным и необходимым условием всякого заболевания психоневрозом является процесс, который Юнг удачно назвал интроверсией [Introversion] [6]. Это значит, часть доступного сознанию, обращенного к реальности либидо уменьшается, а настолько же увеличивается часть отвернувшегося от реальности бессознательного, которое разве только может питать фантазию данного лица, но принадлежит системе бессознательного. Либидо подпало (полностью или частично) регрессии и оживило инфантильные Imagines [7].

[6] Хотя некоторые замечания Jung’а производят впечатление, будто он видит в этой интроверсии нечто характерное для Dementia praecox, не относящееся к другим неврозам.

[7] Удобно было бы сказать: оно снова привязалось к инфантильным «комплексам». Но это было бы неверно; оправдать можно было бы только следующую формулировку: бессознательные части этих комплексов. Исключительная запутанность рассматриваемой в этой работе темы’ соблазняет углубиться в целый ряд соприкасающихся проблем, выяснить которые, собственно говоря, необходимо раньше, чем в точных словах говорить о психических процессах, которые здесь нужно описать. Таковы следующие проблемы: отграничение интроверсии от регрессии, введение учения о комплексах в теорию либидо, отношение фантазирования к сознанию, бессознательному и реальности и др… Не нуждается в извинении то, что в этом месте я отказался от этого соблазна.

Аналитическое лечение, желая найти либидо, сделать его доступным сознанию и, наконец, предоставить его к услугам реальности, следует за ним туда. Там, где аналитическое исследование натыкается на либидо, скрывшееся в своих тайниках, должна начаться борьба; все силы, вызвавшие регрессию либидо, восстанут против работы в виде «сопротивлений», чтобы сохранить это новое состояние. Если бы интроверсия или регрессия либидо не оправдывалась определенным отношением к внешнему миру (в самых общих выражениях: невозможностью удовлетворения) и не была бы для данной минуты даже целесообразной, ее вообще и не было бы. Сопротивления такого происхождения, однако, не единственные и даже не самые сильные. Либидо, находящееся в распоряжении личности, всегда притягивалось бессознательными комплексами (вернее говоря-принадлежащими бессознательному частями этих комплексов) и подверглось регрессии потому, что ослабело притяжение реальности. Чтобы освободить его, должно быть преодолено это привлечение со стороны бессознательного, т.-е. должно быть «устранено уже давно образовавшееся в индивиде вытеснение бессознательных влечений и их продуктов. От них исходит самая большая часть сопротивления, так часто поддерживающего болезнь даже и тогда, когда отвращение от реальности опять потеряло свое временное основание. Анализу приходится бороться с сопротивлениями из обоих источников.

Сопротивление на каждом шагу сопровождает лечение: каждой мысли, в отдельности являющейся у больного, каждому поступку его приходится считаться с сопротивлениями, так как они являются компромиссом между силами, стремящимися к выздоровлению и указанными противодействующими ему.

Если проследить патогенный комплекс, исходя из того, что его замещает в сознании (или в виде бросающегося в глаза симптома или чего-то едва заметного) до корней его в бессознательном, то скоро доходишь до области, где сопротивление проявляется так явно, так ясно, что ближайшая мысль вынуждена с ним считаться и проявиться в виде компромисса между его требованиями и исследовательской работой. Данные опыты показывают, что здесь выступает «перенесение». Если что-нибудь из материала комплекса (содержание комплекса) годится для того, чтобы быть перенесенным на личность врача, то появляется это перенесение, проявляется в ближайшей мысли, приходящей в голову и дает о себе знать посредством признаков сопротивления, хотя бы посредством остановки. Из: этого факта мы выводим, что эта идея перенесения потому проникла из всех других возможных мыслей в сознание, что отвечает также и сопротивлению. Такой процесс во время психоанализа повторяется^ бесконечное» число раз. Всякий раз, когда приближаешься к патогенному комплексу, в сознание сперва проникает годная для перенесения часть комплекса и защищается с сильнейшим упорством [8].

[8] Из чего, однако, не следует заключать, что избранный для сопротивления в виде перенесения элемент имеет вообще исключительное, патогенное значение. Если в бою с особым ожесточением сражаются за обладание какой-нибудь маленькой церковью или отдельным хутором, то из этого вовсе не следует, что эта церковь составляет национальную святыню или в доме хранятся сокровища армии. Ценность объектов чисто тактическая имеет значение только в одной этой битве. [О сопротивлении в переносе см. работу «О начале лечения» (1913с).]

После того, как сопротивление перенесения преодолено, сопротивление других частей комплекса не составляет больше трудности. Чем больше тянется аналитическое лечение и чем яснее больной узнает, что одни только искажения патогенного материала не могут защитить от его раскрытия, тем настойчивее пользуется он тем видом искажения, который очевидно предоставляет ему наибольшие преимущества—искажением посредством перенесения. Такие отношения приводят к положению, при котором, в конце концов, все конфликты должны быть изжиты на почве перенесения.

Таким образом перенесение при аналитическом лечении сначала кажется нам всегда только самым сильным орудием сопротивления, и мы должны сделать заключение, что интенсивность и выдержка перенесения являются действием и выражением сопротивления. Хотя механизм перенесения исчерпывается тем, что оно объясняется готовностью либидо, сохранившего инфантильные Imagine, привязываться к объектам, но выяснение его роли в лечении удается только тогда, когда подробно выясняется его отношение к сопротивлению.

Почему перенесение особенно годно к тому, чтобы стать средством сопротивления? Казалось бы нетрудно дать ответ. Ведь ясно, что признание в недопустимом желании особенно трудно тогда, когда оно делается тому лицу, на которого направлено это душевное движение. Это вынуждение приводит к положениям, кажущимися в действительность невыполнимыми. К этому-то и стремится анализируемый, отождествляя объект своих чувств с врачом. Но если глубже вдуматься, то окажется, что нельзя видеть разрешения проблемы в этом кажущемся преимуществе. Отношение нежной самозабвенной привязанности может ведь, с другой стороны, преодолеть все трудности признания. При аналогичных реальных обстоятельствах обыкновенно ведь говорят: «тебя я не стыжусь, тебе я могу все сказать». Перенесение на врача поэтому могло бы также содействовать облегчению признания, и было бы непонятно почему оно вызывает затруднение.

Ответ на этот неоднократно поставленный здесь вопрос дает не размышление, а опыт при исследовании во время лечения отдельных сопротивлений перенесения. В конце концов, замечаешь, что нельзя понять использования перенесения для сопротивления пока речь идет просто о «перенесении». Нужно решиться отличать «положительное» перенесение [„positive» Ubertragung] от «отрицательного» [„negativen»], перенесение нежных чувств от враждебных и отдельно рассматривать оба вида перенесения на врача. Положительное перенесение разлагается далее на перенесение дружественных или неясных чувств, приемлемых для сознания и на продолжение этих чувств в бессознательном. Анализ показывает, что последние всегда происходят из эротических источников, так что мы приходим к взгляду, что все чувства и отношения, оцениваемые в жизни, как симпатия, дружба, доверие и т.п… генетически связаны с сексуальностью и развились из чисто сексуальных вожделений, благодаря ослаблению сексуальной цели, хотя и представляются нашему внутреннему сознательному восприятию абсолютно чистыми и лишенными чувственности. Первоначально нам были известны только сексуальные объекты, психоанализ показывает нам, что только ценные и уважаемые в нашей реальности лица все еще могут быть сексуальными объектами для бессознательного в нас.

Разрешение загадки состоит следовательно в том, что перенесение на врача годно лишь постольку для сопротивления в лечении, поскольку оно является отрицательным перенесением или положительным перенесением вытесненных эротических душевных движений. Устраняя перенесение тем, что делаем его сознательным, мы освобождаем личность врача только от обоих этих компонентов чувства; другой приемлемый для сознания и не шокирующий компонент остается и становится в психоанализе таким же точно носителем успеха, как и при других методах лечения. В этом смысле мы охотно соглашаемся, что результаты психоанализа покоятся на внушении [Suggestion]; необходимо только под внушением понимать то, что видим в нем я и Ференци (1909) [Ferenczi] *): воздействие на человека при помощи возможных у него феноменов перенесения.

[9] Ференци Ш. Интроекция и перенесение (1909) //Ференци Ш. Теория и практика психоанализа, Москва: ПЕР СЭ, 2000

При этом, пользуясь внушением, мы заботимся об окончательной самостоятельности больного, чтобы заставить его проделать психическую работу, имеющую непременным следствием длительное улучшение его состояния.

Можно еще спросить, почему феномены сопротивления перенесения проявляются только при психоанализе, а не при индифферентном лечении, например, в санаториях [Anstalten]. Ответ гласит: они и там проявляются, нужно их только признать таковыми. Взрыв отрицательного перенесения случается в санаториях даже очень часто. Как только больной попал во власть отрицательного перенесения, он оставляет санаторий в таком же состоянии, как он был или получает рецидив. Эротическое перенесение не действует в санаториях так парализующе, по-тому, что как и в жизни, оно там приукрашивается вместо того, чтобы быть вскрытым; оно проявляется, однако, совершенно-ясно, как сопротивление против выздоровления, хотя не тем, что ведет к отъезду больного из санатория, — наоборот, оно удерживает его в санатории, — а тем, что держит его вдали от жизни. Для выздоровления ведь совершенно безразлично преодолел ли больной в санатории тот или другой страх или задержку; гораздо важнее, чтобы он был свободен от них в своей реальной жизни.

Отрицательное перенесение [Die negative Übertragung] заслужило детальное исследование, которому не место в пределах этой статьи. При излечимых формах психоневрозов оно встречается наряду с нежным перенесением, часто направленным одновременно на одно и то же лицо; такое положение вещей Блейлер [Bleuler] назвал удачным выражением амбивалентность [Ambivalenz] [10].

[10] E. Bleuler: Dementia praecox oder Gruppe der Schizophrenien in Aschaffenburg’s Handbuch der Psychiatrie, 1911. — Vortrag über Ambivalenz in Bern 1910, referiert in diesem Zentralblatt I, p. 266. — Тот же феномен В. Штекель предложил раньше назвать биполярностью

Такая амбивалентность чувств до определенной границы вполне нормальна, но высокая степень амбивалентности чувств является, несомненно особенным отличием невротических лиц. При неврозе навязчивости раннее «разделение противоположной пары», по-видимому, характеризует жизнь влечений и составляет одно из конституциональных условий этой болезни. Амбивалетность направлений чувств объясняет нам лучше всего способность невротиков предоставлять их перенесения к услугам сопротивления. Там, где способность к перенесению стала, главным образом, отрицательной, как, например, у параноидных, там прекращается возможность оказывать терапевтическое воздействие и вылечить.

Во всем вышеизложенном мы, однако, до сих пор коснулись только одной стороны феномена перенесения; необходимо обратить внимание на другую точку зрения в том же вопросе. У кого сложилось правильное впечатление о том, как анализируемый вырывается из реальных отношений к врачу, как только попал во власть значительного сопротивления перенесения, как больной тогда берет на себя смелость пренебречь основным психоаналитическим правилом, требующим, чтобы говорилось без всякой критики все, что приходит в голову, как больной забывает намерения, с которыми начал лечение, и как ему становятся безразличны логические связи и выводы, оказавшие на него сильнейшее впечатление, — у того возникнет потребность объяснить себе это впечатление еще другими моментами, кроме вышеприведенных; а их действительно недалеко искать; они вытекают из психологического положения, в котором анализируемый очутился благодаря лечению.

В поисках за утраченным сознанием либидо проникаешь в область бессознательного. Вызванные реакции открывают некоторые признаки бессознательных процессов, с которыми мы познакомились благодаря изучению сновидений. Соответственно способности бессознательного проявляться вне времени и в галлюцинаторной форме, бессознательные душевные движения оказываются недоступными воспоминанию, как этого требует лечение, но они стремятся к тому, чтобы быть воспроизведенными. Больной приписывает современность и реальность, как в сновидении, результатам пробуждения его бессознательных душевных движений; он хочет изжить свои страсти, не принимая во внимание реальное положение. Врач хочет сто заставить вплести эти чувства в общую связь лечения и историю его жизни подчинить их интеллектуальному рассмотрению п признать их психическую ценность. Эта борьба между врачом и пациентом, между интеллектом и влечениями, между познанием и изживанием разыгрывается исключительно в феноменах перенесения. На этом поле должна быть одержана победа, выражением которой является длительное излечение от неврозов. Несомненно, самые большие трудности для психоаналитика представляет необходимость преодолеть феномены перенесения, но нельзя забывать, что именно они оказывают нам неоценимую услугу, делая действительными и явными скрытые и забытые любовные чувства больного, потому что, в конце концов, никто не может быть убит in absentia [в отсутствии (лат.)] или in effigie [в воображении (лат.)].