Я осмелюсь сказать, что если бы психоанализ не мог похвастаться никаким иным достижением, кроме открытия подавленного эдипова комплекса, лишь одно это давало бы ему право быть включенным в разряд выдающихся достижений человечества.

Библиографический индекс:	1940a
Источник:	Фрейд З. Основные принципы психоанализа [сборник работ]. М.: Рефл-бук, 1998. с. 59-132.
Оригинальное название:	Abriss der Psychoanalyse
Первоисточник на немецком:	Internationale Zeitschrift fur Psychoanalyse und Imago, Band 25, Heft 1, London, Imago Publishing, 1940, pp. 7-67
Первоисточник на английском:	The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. Vol. XXIII, 1964
Варианты перевода на рус. яз.:	1. Основные принципы психоанализа (перевод с английского Хомик А.П., 1998) — наст. 2. Очерк психоанализа (перевод с нем. Николаев В.И. 2005-2018) 3. Абрис психоанализа (Бочкарёва М.М., 2015) 4. Очерк психоанализа (Боковиков А.М. 2008-2021)
Перевод:	Хомик А.П. (перевод с анг. )
Последняя редакция текста:	freudproject.ru
Оригинальный текст:	заказать
Сверка с источником произведена

Примечание freudproject.ru 

Нижеприведенный перевод с английского, выполнен Хомиком А.П. по тексту «Аn outline of Psycho-analysis»  опубликованного в 1964 году в XXIII томе Стандартного издания работ Фрейда (The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud.). 

«Аn outline of Psycho-analysis» — является английским переводом неоконченной работы Фрейда «Abriss der Psychoanalyse»  впервые опубликованной журналом «Imago» в 1940 году. Хомик А.П. название данной работы перевел как «Основные принципы психоанализа», что в целом соответствует ее содержанию и является свободным переводом английского «Аn outline» и оригинального фрейдовского «Abriss». К сожалению, как это часто бывает при переводе, правильно передав одно смысловое значение слова, переводчик упустил другое: предвиденную самим автором незавершенность работы, — а именно это хорошо слышится как в английском варианте так и в оригинале. Впрочем, полноценный аналог этого слова на русском найти не легко.

Вариант «Очерк Психоанализа» —  предложенный В.В. Николаевым и Боковиковым А.М. —  уже намного удачнее «Основных принципов» Хомика, но по прежнему теряет некоторые смысловые значения оригинала. Отличное по своей простоте решение этой проблемы предложила Бочкарёва М.М., которая перевела название этой работы как «Абрис психоанализа», использовав давно принятую транслитерацию немецкого слова Abriss. Этот вариант сохраняет плюсы «Очерка»  и в то же время восстанавливает утраченную ассоциацию связанную с незаконченностью работы.

Касаемо самого перевода. Изданный в 1998 году перевод Хомика А.П. – не получил должного редакторского и научного сопровождения. Опубликованный текст имел недопустимое количество совсем уж несуразных опечаток в примечаниях английских редакторов S.E., в датах библиографии, в ссылках на источники и их паггинацию . Не были переведены названия работ Фрейда уже имеющиеся в русском переводе. Ошибки были настолько критичны, что первый русский перевод «Абриса» терял какое либо научно-библиографическое значение. По этим причинам нам пришлось заново пересмотреть весь текст, сверить его с английским источником и исправить замеченные ошибки и нестыковки. По сути редакцией freudproject.ru была проведена та самая начальная научная редактура так необходимая данному тексту.

Алейников С.В.

 

 

ВВОДНОЕ ПРИМЕЧАНИЕ ИЗДАТЕЛЕЙ S.E.

(a) немецкие издания [до 1964]:
1940 Int. Z. Psychoanal. Imago 25(1), 7-67
1941 G.W., 17, 63-138

(в) издания английского перевода [до 1964]:
«Аn outline of Psycho-analysis»
1940 Int. J. Psychoanal., 21(1), 27-82. (Tr. James Strachey)
1949 London: Hogarth Press and Institute of Psycho-Analysis. Pp. IX + 84. (Переработанное отдельное переиздание)
1949 New York: Norton Pp.127 (Переиздание)

Данная работа является значительно переработанной версией перевода, опубликованного в 1949 г.

Первая публикация как на немецком, так и на английском языках сопровождалась двумя обширными выдержками из современного неоконченных «Некоторых элементарных уроков психоанализа» (1940b [1938]) Фрейда. Эти выдержки были представлены в виде сноски к главе IV в немецком варианте и как приложение в английском. Вскоре после этого фрагмент, из которого взяты выдержки, был опубликован полностью, поэтому сноска и приложение в последующих переизданиях этой работы опущены.

По досадной оплошности краткое авторское Предисловие (см. ниже) в немецком G.W, переиздании было пропущено, и поэтому его можно найти лишь в 25 номере «Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse und Imago» на немецком языке. Следует отметить, что том XVII Gesammelte Werke, первый из опубликованных томов этой серии (в 1941 г.) к тому же был одновременно издан с другим титульным листом и в другом переплете как Schriften aus dem Nachlass (Посмертные издания).

Рукопись этой работы написана непривычно кратко. Особенно третья глава (Развитие половой функции) по большей части очень сильно сокращена, например, пропущены определенные и неопределенные артикли и многие основные глаголы — так сказать, телеграфный стиль. По словам немецких издателей, они расширили эти сокращения. Общий смысл не вызывает сомнений, и, хотя редактирование в некоторых местах оказывается несколько вольным, нам показалось более простым принять его и перевести тот вариант, который представлен в Gesammelte Werke. Часть этой работы оставлена автором без названия. Немецкие издатели озаглавили ее Die Natur des Psychischen (Природа психического), что является подзаголовком современного фрагмента, о котором упоминалось выше — «Некоторые элементарные уроки психоанализа». Для настоящего издания выбрано несколько более общее название.

Существуют разногласия относительно того, когда Фрейд начал писать Основные принципы. Согласно Эрнесту Джонсу (1957, 255): «он начал работу над ними в Вене» — то есть в апреле или мае 1938г. Однако на первой странице рукописи стоит дата «22 июля», что подтверждает мнение немецких издателей о том, что работа начала в июле 1938 г. — то есть вскоре после прибытия Фрейда в Лондон в начале июля. К началу сентября он написал 63 страницы Принципов, когда работа была прервана необходимостью очень серьезной операции, и Фрейд не возвращался к ней снова, хотя вскоре после этого начал писать другую пояснительную работу (Некоторые элементарные уроки психоанализа), но очень скоро прервал и ее.

Таким образом Принципы следует назвать неоконченными, но считать их незавершенными сложно. Действительно, последняя глава короче остальных и могла бы быть продолжена обсуждением таких вещей как чувство вины, хотя этот вопрос уже затрагивался в главе VI. Однако в общем вопрос о том, в каком направлении и как далеко продолжил бы Фрейд работу над книгой, является интригующим, так как программа, изложенная автором в предисловии, кажется уже вполне выполненной.

В обширной последовательности разъяснительных работ Фрейда Принципы имеет уникальный характер. Остальные работы направлены на объяснение психоанализа для внешней аудитории, аудитории, очень неоднородной в отношении степени и типа знакомства с объектом исследования Фрейда, но всегда сравнительно несведущей. Этого нельзя сказать о Принципах. Следует ясно осознать, что эта книга не для начинающих; это что-то, больше похожее на курс повышения квалификации для успевающих студентов. Все здесь рассчитано на то, что читатель достаточно полно знаком не только с общим подходом Фрейда к психологии, но и с его открытиями и теориями. Например, несколько кратких упоминаний о той роли, которую играют запечатленные в памяти следы вербальных сенсорных отпечатков (см. главы IV и VIII) едва ли будут понятны кому-то, незнакомому с рядом сложных аргументов последней главы Толкования сновидений и последнего раздела метапсихологической статьи о Бессознательном. И снова, очень скудные замечания в двух-трех местах в отношении идентификации и ее связи с покинутыми объектами любви (см. главы VII и VIII) подразумевают по меньшей мере знание главы III работы «Я и ОНО». Но те, кто уже хорошо знаком с работами Фрейда, найдут это заключение совершенно удивительным. Все, чего бы он ни коснулся, освещается по новому — самые фундаментальные теории или в высшей степени скрупулезные клинические наблюдения — и все обсуждается в последней части главы VIII, где особое внимание уделяется вопросу расщепления Я и отрицанию им фрагментов внешнего мира на примере фетишизма. Все это свидетельствует о том, что в возрасте 82 лет Фрейд все еще обладал удивительным даром по-новому подходить к тому, что казалось избитой темой. Возможно, что нигде больше его стиль не достигает более высокого уровня краткости и ясности. Вся работа дает ощущение свободы изложения, чего, вероятно, и следует ожидать от последнего представления мастером идей, творцом которых он является.

 

Содержание:

Оглавление	Contents (by vol. XXIII S.E.)	Inhaltsübersicht
ЧАСТЬ I [ПСИХИКА И ЕЕ РАБОТА]	PART I [THE MIND AND ITS WORKINGS]	I. TEIL. DIE NATUR DES PSYCHISCHEN
Глава 1. Психический аппарат	Chapter I. The Psychical Apparatus	1. Kapitel: Der psychische Apparat
Глава 2. Теория инстинктов	Chapter II. The Theory of the Instincts	2. Kapitel: Trieblehre
Глава 3. Развитие половой функции	Chapter III. The Development of the Sexual Function	3. Kapitel: Die Entwicklung der Sexualfunktion
Глава 4. Психические свойства	Chapter IV. Psychical Qualities	4. Kapitel; Psychische Qualitäten
Глава 5. Толкование сновидений в качестве примера	Chapter V. Dream-Interpretation as an Illustration	5. Kapitel: Erläuterung an der Traumdeutung
ЧАСТЬ II ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗАДАЧА	PART II THE PRACTICAL TASK	II. TEIL. DIE PRAKTISCHE AUFGABE
Глава 6. Техника психоанализа	Chapter VI. The Technique of Psycho-Analysis	6. Kapitel: Die psychoanalytische Technik
Глава 7. Пример психоаналитической работы	Chapter VII. An Example of Psycho-Analytic Work	7. Kapitel: Eine Probe psychoanalytischer Arbeit
ЧАСТЬ III ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПЛОДЫ	PART III THE THEORETICAL YIELD	III. TEIL. DER THEORETISCHE GEWINN
Глава 8. Психический аппарат и внешний мир	Chapter VIII. The Psychical Apparatus and the External World	8. Kapitel: Der psychische Apparat und die Aussenwelt
Глава 9. Внутренний мир	Chapter IX. The Internal World	9. Kapitel: Die Innenwelt

[ПРЕДИСЛОВИЕ]

Целью данной краткой работы является сведение воедино принципов психоанализа и изложения их, так сказать, догматически — в самой ясной форме и предельно точных положениях. Ее назначением, естественно, не является навязывание мнений или насаждение убеждений.

Учение о психоанализе основано на множестве наблюдений и впечатлений, и лишь тот, кто повторил их на себе и других, может прийти к собственному суждению относительно него.

 

ЧАСТЬ I [ПСИХИКА И ЕЕ РАБОТА]

ГЛАВА I ПСИХИЧЕСКИЙ АППАРАТ

Психоанализ делает фундаментальное предположение, обсуждение которого относится к сфере философии, но правомерность которого подтверждается его результатами. Можно говорить о двух аспектах в отношении того, что мы называем психикой (или психической жизнью): во-первых, это ответственный за нее орган тела и место действия — мозг (или нервная система) и с другой стороны — работа сознания, являющаяся непосредственным результатом, которую невозможно объяснить вербально. Все, что лежит в промежутке, для нас неведомо, и не содержит какой-либо прямой связи между этими двумя крайними точками наших знаний. Если бы она существовала, то в лучшем случае дала бы нам представление о точной локализации процессов, происходящих в сознании, но не помогла бы их понять.

В этих конечных или начальных точках нашего знания возникают две гипотезы. Первая касается локализации [1].

[1]. [Вторая излагается в 4 главе] — здесь и далее примечания в квадратных сносках от редакторов S.E.

Мы предполагаем, что психическая жизнь является функцией аппарата, которому мы приписываем характеристики расположенного в пространстве и состоящего из нескольких частей — то есть мы представляем себе что-то, похожее на телескоп, микроскоп или нечто подобное. Несмотря на попытки, ранее сделанные в этом направлении, последовательная разработка подобной концепции является новой в науке.

Мы достигли знания этого психического аппарата, изучая индивидуальное развитие людей. Древнейшую из этих психических сфер или областей мы называем Оно. Она включает в себя все, что наследуется, то есть все, что уже присутствует при рождении, что заложено в конституции — а следовательно, прежде всего инстинкты, которые берут начало в соматической структуре и находят свое первое психическое проявление здесь, [в Оно] в неизвестных нам формах [2].

[2]. Эта древнейшая часть психического аппарата остается самой важной в течение всей жизни; более того, с нее начались исследования в области психоанализа.

Под влиянием реального окружающего нас внешнего мира одна часть Оно претерпела особое развитие. Из того, что первоначально было кортикальным слоем, снабженным органами для восприятия раздражителей и приспособлениями для защиты от раздражителей, возникла особая структура, которая впоследствии стала действовать как посредник между Оно и внешним миром. Эту сферу психического мы назвали Я.

Вот основные характеристики Я. Вследствие изначально существующей связи между чувственным восприятием и мышечным действием в распоряжении Я имеется произвольное движение. Его задачей является самосохранение. В отношении внешних событий оно выполняет эту задачу осознавая раздражители, накапливая связанный с ними опыт (в памяти), уклоняясь от слишком сильных раздражителей (избегая их), реагируя на умеренные раздражители (адаптируясь к ним) и, наконец, обучаясь осуществлять необходимые перемены в окружающем мире в своих интересах (посредством деятельности). Что же касается внутренних событий, по отношению к Оно, то оно выполняет свою задачу, обретая контроль над требованиями инстинктов, определяя, подлежат ли они удовлетворению, откладывая это удовлетворение до наступления благоприятного времени и внешних обстоятельств или полностью подавляя их. В своей деятельности Я руководствуется рассмотрением напряженностей, вызываемых раздражителями, присутствуют ли эти напряженности в нем, или же привносятся в него. Увеличение таких напряженностей обычно ощущается как неудовольствие, а их снижение — как удовольствие. Однако вполне вероятно, что воспринимаемое как удовольствие и неудовольствие, является не абсолютной величиной этих напряженностей, а относится к ритму их изменения. Я стремится к удовольствию и старается избежать неудовольствия. Ожидаемое и прогнозируемое увеличение неудовольствия сопровождается сигналом тревоги; причина такого увеличения, независимо от того, угрожает оно изнутри или снаружи, называется опасностью. Время от времени Я прерывает свою связь с внешним миром и уходит в состояние сна, в котором производит далеко идущие изменения в своей организации. Следует сделать вывод, что во сне происходит определенное распределение психической энергии.

Долгий период детства, во время которого взрослеющий человек зависит от родителей, оставляет за собой в Я как остаток особую формацию, в которой прологнируется родительское влияние. Она получила название Сверх-Я. Когда Сверх-Я дифференцируется от Я или начинает противостоять ему, оно составляет третью силу, которую Я должно принимать во внимание. Действие Я оказывается адекватным, если оно одновременно удовлетворяет требованиям Оно, Сверх-Я и реальности — то есть, если оно в состоянии ] согласовать их потребности друг с другом. Детали связи I между Я и Сверх-Я становятся абсолютно понятными, если проследить их в обратном порядке до позиции ребенка по отношению к его родителям. Это родительское влияние, конечно же, включает в себя не только индивидуальности фактических родителей, но и передаваемые через них семейные, расовые и национальные традиции, а также требования непосредственного социального слоя, который они представляют. Таким же образом в ходе развития индивида Сверх-Я получает вклады и от более поздних преемников и заместителей родителей, таких как учителя и образы из общественной жизни, представляющие привлекательные социальные идеалы. Надо отметить, что, несмотря на все свои фундаментальные различия, Оно и Сверх-Я имеют одну общую черту: они оба представляют влияния прошлого: Оно — влияние наследственности; Сверх-Я, по существу, влияние того, что взято от других людей, — тогда как Я главным образом определяется собственным опытом индивидуума, то есть случайными, текущими событиями.

Эта общая схематическая картина психического аппарата предположительно может применяться и по отношению к высшим животным, которые в психическом отношении сходны с человеком. Следует предположить, что Сверх-Я, как и у человека, всегда присутствует там, где есть долгий период зависимости в детстве. Неизбежным предположением являются и отличия Оно и Я. Психология животных пока еще не начала исследовать эту интересную проблему.

 

ГЛАВА II. ТЕОРИЯ ИНСТИНКТОВ

Сила Оно выражает истинное назначение жизни индивидуального организма, которое состоит в удовлетворении его природных потребностей. Никаких соображений относи­тельно сохранения своей жизни или защиты от опасности посредством беспокойства Оно приписать нельзя. Это задача Я, в обязанности которого также входит поиск самого благоприятного и самого безопасного способа получения удовлетворения, принимая во внимание внешний мир. Сверх-Я может выдвинуть на передний план новые потребности, но его основной функцией остается ограничение удовлетворение.

Силы, которые как мы предполагаем, существуют за напряженностями, вызванными потребностями Оно, называются инстинктами. Они представляют психике соматичес­кие потребности. Хотя они и являются первичной причиной всей деятельности, их сущность консервативна; достигнутое организмом состояние, каким бы оно ни было, порождает тенденцию к восстановлению этого же состояния, как только оно нарушается. Таким образом, оказывается возможным различать неопределенное количество инстинктов, и фактически в обычной практике так и происходит. Однако же появляется важный вопрос: нельзя ли все эти многочисленные инстинкты свести к нескольким основным? Мы обнаружили, что инстинкты могут менять свою цель (посредством замещения), а также могут заменять друг друга — когда энергия от одного инстинкта переходит к другому. Этот процесс все же недостаточно понятен. После долгих колебаний и сомнений мы решили принять существование лишь двух основных инстинктов, Эроса и инстинкта разрушения. (В рамки Эроса входит контраст между инстинктами самосохранения и сохранения вида, а также контраст между любовью к Я и любовью к объекту). Целью первого из этих основных инстинктов является создание всех больших соединений и их сохранение — короче говоря, объединение; целью второго, напротив, является разрыв связей, а значит разрушение. Мы можем предположить, что конечной целью инстинкта разрушения является приведение всего живого в неорганическое состояние. Поэтому мы также называем его инстинктом смерти. Если предположить, что живое появляется позднее неодушевленного и происходит от него, тогда инстинкт смерти соответствует предложенной нами формуле, что инстинкты стремятся к возвращению в прежнее состояние. В случае Эроса (или инстинкта любви) эту формулу мы применить не можем. Для этого нам пришлось бы предположить, что живая материя раньше была целостной, а затем была разделена, и теперь стремится к воссоединению [3].

[3]. Нечто подобное представляли себе многие поэты, но из действительной истории живой материи нам ничего подобного не известно. [Фрейд, без сомнения, наряду с другими произведениями имел в виду трактат Платона «Пир», который в этой связи цитировал в По ту сторону принципа удовольствия (1920g), и на которую ссылался ранее в первом из трех Очерков по теории сексуальности (1905c)]

В отношении биологических функций эти два основных инстинкта либо действуют друг против друга, либо объединяются. Так, акт принятия пищи является разрушением объекта с конечной целью присоединения его, а половой акт является действием агрессивным с целью в высшей степени близкого объединения. Такое одновременное и взаимно противоположно направленное действие двух основных инстинктов порождает все разнообразие явлений жизни. Из сферы живой материи сходство между двумя нашими основными инстинктами простирается к паре противодействующих сил — притяжению и отталкиванию — которые господствуют в неорганическом мире [4].

[4]. Это представление об основных силах или инстинктах, которое до сих пор вызывает много возражений среди аналитиков, уже было известно философу Эмпедоклу Акрагантскому. [Фрейд подробно обсуждает Эмпедокла и его теории в Разделе VI статьи Анализ конечный и бесконечный (1937c). Он также ссылается на действующие в физике двойственные силы в открытом письме Эйнштейну «Почему война?» (1933b), а также в Лекции XXXII «Нового цикла лекций по введению в психоанализ» (1933а)]

Изменения в пропорциях слияния инстинктов имеют са­мые ощутимые результаты. Избыток сексуальной агрессив­ности может превратить любовника в сексуального маньяка-убийцу, в то время как резкое уменьшение фактора агрес­сивности сделает его застенчивым или импотентом.

Не может быть и речи об ограничении того или иного основного инстинкта одной из областей психики. Они неизбежно должны присутствовать везде. Мы можем представить первоначальное состояние, как такое, в котором общая имеющаяся в распоряжении энергия Эроса, о которой далее мы будем говорить как о «либидо», находится во все еще неразделенном Я-Оно [cм. след сноску] и служит для нейтрализации одновременно присутствующих разрушительных тенденций. (У нас нет аналога термина «либидо» для описания энергии инстинкта разрушения). На более поздней стадии мы можем относительно легко проследить изменения либидо, но в отношении инстинкта разрушения это сделать более сложно.

Пока этот инстинкт действует внутри, как инстинкт смерти, он остается безмолвным; он становится объектом нашего внимания, когда выходит наружу в качестве инстинкта разрушения. Похоже, что такое обращение необходимо для самосохранения индивидуума; для этой цели служит мышечный аппарат. Когда образуется Сверх-Я, значительное количество агрессивного инстинкта фиксируется внутри Я и действует там саморазрушающе. Это представляет опасность для здоровья человека на его пути культурного развития. Сдерживание агрессивности в целом является вредным для здоровья и ведет к заболеванию (подавлению)[5].

[5]. [«Kränkung» буквально означает «приводить к болезни». Этот же самый момент, включая вербальный, отмечался Фрейдом на лекции по истерии, прочитанной сорока пятью годами ранее. См. Фрейд, 1893h, (Standart Ed., 3, 37)].

В припадке ярости человек часто демонстрирует, как подавленная и направленная вовнутрь агрессивность приводит к саморазрушению: он рвет на себе волосы или бьет себя по лицу кулаками, хотя вполне очевидно, что он предпочел бы направить эти действия против кого-то другого. Какая-то часть энергии саморазрушения остается внутри независимо от обстоятельств; до тех пор пока ей наконец не удастся убить индивидуума, но возможно, не ранее, чем его либидо полностью исчерпается или зафиксируется каким-либо неблагоприятным образом. Следовательно, можно предположить, что индивидуум умирает от своих внутренних конфликтов, но вид погибает вследствие безуспешной борьбы с внешним миром, если последний изменяется таким образом, что вид не может адекватно отреагировать на это, используя приобретенные способы адаптации.

Трудно что-либо сказать в отношении поведения либидо в Оно и Сверх-Я. Все, что мы знаем об этом, относится к Я, в котором поначалу накапливается вся доступная часть либидо. Мы называем это состояние абсолютным, первоначальным нарциссизмом. Оно длится до тех пор, пока Я не начинает катектировать либидо на понятия объектов, трансформировать либидо нарциссическое в либидо объектов, в течение всей жизни Я остается огромным резервуаром, из которого катексы энергии либидо отсылаются другим объектам, и в который снова возвращаются, точно также как амеба поступает со своими ложноножками [6].

[6]. Этот отрывок и часть другого частично обсуждается в приложении «B» к «Я и ОНО» (1923b)

Лишь когда человек влюбляется полностью, основная часть либидо переносится на объект, и этот объект до некоторой степени замещает Я. Важной характеристикой либидо является его подвижность, легкость, с которой оно переходит от одного объекта к другому. Это должно контрастировать с фиксацией либидо на конкретных объектах, которая часто сохра­няется на протяжении всей жизни.

Нет никаких сомнений в том, что либидо имеет соматические начала, что оно стекается к Я от различных органов и частей тела. Это наиболее ясно видно в случае той части либидо, которая по своей инстинктивной направленности описывается как половое возбуждение. Самые заметные части тела, где берет начало это либидо, известны как эроген­ные зоны, хотя фактически все тело является эрогенной зоной подобного типа. Большая часть того, что нам известно об Эросе — то есть, о его выражении, либидо — получено при изучении половой функции, которая действительно, в соответствии с господствующим мнением, даже если и не согласным с нашей теорией, совпадает с Эросом. Мы смогли нарисовать картину того, каким образом половое влечение, которому предназначено оказать решающее влияние на нашу жизнь, постепенно развивается из последовательных вкладов ряда составных инстинктов, которые представляют отдельные эрогенные зоны.

 

ГЛАВА III. РАЗВИТИЕ ПОЛОВОЙ ФУНКЦИИ

Согласно господствующему мнению, в основном сексуальная жизнь человека состоит в стремлении привести свои собственные гениталии в контакт с таковыми кого-нибудь из представителей противоположного пола. В качестве сопутствующих явлений и предварительных актов, с этим связаны поцелуи, рассматривание тела другого человека и прикосновения к нему. Предполагается, что это стремление проявляется при вступлении в пубертатный период — то есть при наступлении половой зрелости — и служит в целях размножения. Тем не менее, всегда были известны некото­рые факты, которые не вписываются в узкие рамки такого взгляда.

(1) Вызывает удивление, что некоторых людей привлекают только представители их собственного пола и их половые органы.

(2) В равной мере удивительно и то, что есть люди, поведение которых совершенно соответствует сексуальному, но которые в то же самое время абсолютно игнорируют пол­овые органы или их нормальное использование; такого рода люди известны как «извращенцы».

(3) И наконец поразительно то, что некоторые дети (которые в этом отношении считаются недоразвитыми) проявляют очень ранний интерес к своим гениталиям и при этом обнаруживают признаки возбуждения.

Вполне очевидно, что психоанализ спровоцировал удивление и протест, когда, частично на основании этих трех упущенных фактов, выступил против всех общепринятых мнений в отношении сексуальности. Его основные заключения были следующими:

a)  Сексуальная жизнь начинается не с наступлением половой зрелости, а явно проявляется вскоре после рождения.

b) Необходимо четко различать концепции «сексуального» и «гениталий». Первая концепция намного шире и включает многие виды деятельности, которые ничего общего с гениталиями не имеют.

c)  Половая жизнь предполагает получение удовольствия от различных зон тела — функцию, которая впоследствии начинает служить в целях размножения. Эти две функции часто полностью не совпадают.

Основной интерес, естественно, сосредотачивается на первом, самом неожиданном из этих утверждений. Было обнаружено, что в раннем детстве проявляются признаки телесной активности, которую лишь древнее предубеждение не позволяет назвать сексуальной, и которая связана с психическими явлениями, с которыми мы встречаемся позже, в зрелой эротической жизни — такими как фиксация на определенных объектах, ревность и так далее. Однако в дальнейшем было обнаружено, что эти явления, возникаю­щие в раннем детстве, являются частью процесса последо­вательного развития, что они постепенно усиливаются и достигают пика к концу пятилетнего возраста, после чего сле­дует временное утихание. В это время развитие находится в состоянии затишья, многое забывается, и многое идет на спад. После завершения этого так называемого латентного периода, с наступлением половой зрелости, половая жизнь снова начинает развиваться; можно сказать, что начинается ее второй расцвет. И здесь мы встречаемся с тем, что развитие сексуальной жизни, является двухфазным, что оно происходит двумя волнами — и это существует только у человека, и очевидно имеет важное значение в его становлении [7].

[7]. Сравните это с предположением, что человек, возможно, произошел от млекопитающего, которое достигало половой зрелости в возрасте пяти лет. Но затем этот вид подвергся какому-то значительному внешнему воздействию, и в связи с этим прервался прямой ход сексуального развития. Этим могут быть обусловлены и другие различия половой жизни человека и животных — такие, например, как исчезновение периодичности либидо и использование той роли, которую играет менструация в отношениях между полами. [Идея о существовании связи между периодом латентности и ледниковым периодом была впервые выдвинута намного ранее Ференци (1913). Фрейд обращается к ней с большой осторожностью в «Я и ОНО» (1923b) и снова, с еще большей неуверенностью в Торможение, симптом и страх (1926d). Вопрос исчезновения периодичности половой функции детально обсуждался Фрейдом в двух сносках в Главе IV «Неудобства культуры» (1930a)].

Немаловажно и то, что события этого раннего периода, за некоторыми исключениями, подвергаются инфантильной амнезии. Наши взгляды на этиологию неврозов и наш метод аналитической терапии основаны на этих концепциях; и наше наблюдение процессов развития в этом раннем периоде предоставило доказательства еще и для других заключений.

Первым органом, который проявляется как эрогенная зона и предъявляет свои, связанные с либидо, требования к психике с момента рождения и далее, является рот. Во-первых, вся психическая активность сосредоточена на обеспечении удовлетворения потребностей этой зоны. Первично, конечно же, это удовлетворение служит в целях самосохранения посредством питания; но физиологию не следует смешивать с психологией. Устойчивая привычка ребенка к сосанию свидетельствует о потребности достижения удовлетворения на ранней стадии, которая, хотя инициируется и побуждается необходимостью принятия пищи, тем не менее  направлена на получение удовольствия независимо от этого и поэтому может и должна называться сексуальной.

Во время этой оральной фазы наряду с появлением зубов уже спорадически наблюдаются садистские побуждения. Их размах намного шире во второй фазе, которую мы описы­ваем как садистски-анальную, потому что в это время удовлетворение ищется в агрессии и экстреторной функции. Правомерность включения нами в область либидо агрессив­ных побуждений базируется на том, что садизм является инстинктивным слиянием чисто разрушительных побуждений и побуждений, относящихся исключительно к либидо, слиянием, которое с этого времени сохраняется постоянно [8].

[8]. Возникает вопрос: может ли удовлетворение чисто разрушительных инстинктивных побуждений ощущаться как удовольствие, и встречается ли чистая деструктивность без какой-либо примеси либидо? Удовлетворение инстинкта смерти, сохраняющегося в Я, похоже не вызывает чувства удовольствия, хотя мазохизм представляет собой слияние, сходное с садизмом.

Третья фаза известна как фаллическая и является, так сказать, предвестником конечной формы сексуальной жизни и во многом уже ее напоминает. Следует отметить, что на этой стадии играют роль гениталии не обоих полов, а лишь мужского (фаллос). Женские гениталии длительное время остаются неизвестными: пытаясь понять половые процессы, дети отдают предпочтение старой теории клоаки — теории, имеющей генетическое оправдание [9].

[9]. Часто подтверждается существование ранних возбуждений матки. Но, вероятнее всего, здесь идет речь о возбуждении клитора, то есть органа, аналогичного пенису. Это не лишает нас права описывать эту фазу как фаллическую.

С наступлением и прогрессом фаллической фазы развитие сексуальности раннего детства достигает своего пика и приближается к завершению. С этого времени история маль­чиков и девочек становится различной. Оба пола начинают направлять свою интеллектуальную деятельность в область сексуальных открытий; оба начинают с предположения об универсальном наличии пениса. Но теперь пути полов расходятся. Мальчик вступает в фазу Эдипа; он начинает манипулировать своим пенисом и одновременно фантазировать о выполнении каких-либо действий с ним относительно матери, до тех пор, пока благодаря комбинированному воздействию угрозы кастрации и вида отсутствия пениса у женщин, он не переживает величающую травму в своей жизни, и это вызывает латентный период со всеми его последствиями. После тщетных попыток сделать то же самое, что и мальчик, девочка начинает осознавать отсутствие у себя пениса или, скорее, неполноценность своего клитора, что оказывает необратимое воздействие на становление ее характера; в результате этого первого разочарования в соперничестве она часто вообще начинает отворачиваться от сексуальной жизни.

Было бы ошибкой полагать, что эти три фазы следуют одна за другой в строгой последовательности. Одна может дополнять другую, они могут накладываться друг на друга, могут присутствовать одновременно. В ранних фазах различные составные инстинкты приступают к поискам удовольствия независимо друг от друга. В фаллической фазе начинает формироваться система, которая подчиняет все другие побуждения главенству гениталий и означает начало координации их влечений к удовольствию половой функции. Такое формирование окончательно завершается лишь с наступлением Половой зрелости, в четвертой, генитальной фазе. В это время устанавливается такое состояние, при котором (1) некоторые прежние катексы энергии либидо сохраняются; (2) а другая ее часть привносится в половую функцию в качестве подготовительных вспомогательных действий, причем получаемое при этом удовлетворение известно как предвкушение удовольствия;(3) другие побуждения исключаются из общей схемы и либо подавляются совсем (сдерживаются), либо участвуют в Я по-другому, формируя черты характера или подвергаясь сублимации со сменой направленностей.

Этот процесс не всегда проходит безупречно. Задержки в его развитии проявляются во множестве разного рода нарушений половой жизни. В этом случае мы встречаем фиксации либидо, характерные для предыдущих стадий, влечение которых, не зависящее от нормального полового влечения, описывается как перверсия. Проявлением одной из таких задержек развития является гомосексуализм. Анализ показывает, что в каждом таком случае присутствовал гомосексуальный объект-привязанность, и в большинстве случаев он сохранялся в латентном состоянии. Эта ситуация осложняется тем, что, как правило, процессы, необходимые для нормального исхода, присутствуют или отсутствуют не полностью, а только частично, и поэтому окончательный результат зависит от количественных соотношений. В этом случае сексуальная организация действительно происходит, но ей не хватает тех частей либидо, которые не продвинулись вперед наравне с другими и остались фиксированными на догенитальных объектах и целях. Если генитальное удовлетворение отсутствует или возникают трудности в реальном внешнем мире, такое ослабление проявляется в тенденции либидо возвращаться назад к ранним догенитальным катексам (регрессия).

Во время изучения сексуальных функций нам удалось получить первое, предварительное убеждение или, скорее, предположение относительно двух открытий, которые позднее окажутся важными для всей нашей области. Во-первых, наблюдаемые нами нормальные и анормальные проявления (то есть феноменология субъекта) должны описываться с точки зрения их динамики и экономики (в нашем случае с точки зрения количественного распределения ли­бидо). И во-вторых, этиологию изучаемых нами расстройств следует искать в истории развития индивидуума — то есть в истории его жизни.

 

ГЛАВА IV. ПСИХИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА

Я описал структуру психического аппарата и энергии или силы, задействованные в нем, я также проследил на конкретном примере то, каким образом эти энергии (главным образом либидо) организуются в физиологическую функцию, целью которой является сохранение вида. Однако, во всем этом не было ничего, что могло бы продемонстрировать со­вершенно особую характеристику психического, за исключением, конечно, того эмпирического факта, что этот аппарат и эти энергии являются основой функций, которые мы описываем как психическую жизнь. Теперь я обра­щусь к тому, что является уникальной особенностью психического, и что действительно, согласно достаточно широко распространенному мнению, совпадает с ним, кроме всего прочего.

Начальная точка для этого исследования обеспечивается фактом, который не имеет аналогов, не поддается никакому объяснению или описанию — фактом сознания. Тем не менее, если кто-то говорит о сознании, мы сразу же из нашего глубочайшего личного опыта понимаем о чем идет речь [10].

[10]. Одна крайняя точка зрения, представленная американской доктриной бихевиоризма, состоит в том, что можно создать психологию, которая игнорирует этот фундаментальный факт!

Многие люди, как знакомые, так и не знакомые с [психологической] наукой, довольствуются предположением, что психическим является лишь сознание; в этом случае психологии не остается ничего иного, как только различать среди психических явлений восприятия, ощущения, мыслительные процессы и желания. Однако, является общепринятым фактом, что эти относящиеся к сознанию процессы не образуют цельных последовательностей, которые сами по себе являются законченными; в этом случае не остается никакой альтернативы гипотезе существования физических или соматических процессов, сопутствующих психическим, и которые нам следует признать более законченными, чем психические последовательности, потому что некоторые из них сопровождаются параллельно идущими процессами в сознании, а другие — нет. Если это так, то, конечно же, становится правдоподобным, что психологии следует акцентировать внимание на этих со­матических процессах, видеть в них истинную сущность психического, и искать иную оценку сознательных про­цессов. Большинство философов, однако, а также множество других людей оспаривают это и утверждают, что идея о том, что психическое может быть бессознательным, является внутренне противоречивой.

Но это и должен подтвердить психоанализ, и именно это является второй его фундаментальной гипотезой [см выше.]. Он объясняет, что соматические явления, предположительно сопутствующие сознанию, представляют собой истинно психическое, и поэтому в первую очередь игнорирует свойство сознательного. И психоанализ в этом не одинок. Некоторые мыслители (например, Теодор Липпс [11] ), утверждали то же самое и теми же словами; и общая неудовлетворенность общепринятым мнением о том, что является психическим, привела ко все более увеличивающейся настоятельной потребности включить в психологическое мышление концепцию бессознательного, хотя эта потребность и приняла настолько неопределенную и смутную форму, что не могла оказать влияния на науку [12].

[11]. [Кое-что о Липпсе (1851-1914) и отношениях Фрейда с ним представлено в предисловии издателя (Standart Ed.,8, 4-5.) к книге Фрейда об Остроумии (1905b)].

[12]. [В первой публикации этой работы в 1940 г. в этом месте в немецком варианте текста была длинная сноска. См. прим. изд., выше]

Теперь может показаться, что диспут между психоанализом и философией касался всего лишь пустяка — определения, к какому ряду явлений следует применять термин «психические». Фактически же, однако, этот шаг приобрел величайшее значение. В то время как психология сознания никогда не выходила за рамки рассмотрения фрагментов последовательностей, которые явно зависели от чего-то еще, другая точка зрения, что психическое само по себе является бессознательным, дала возможность психологии занять свое место среди естественных наук, подобно любой другой. Интересующие ее процессы являются такими же неизвестными, как и те, которыми занимаются другие науки — например химия или физика; но существует возможность установить законы, которым они подчиняются, и проследить их взаимоотношения и взаимозависимости в длинных непрерывных цепях — короче говоря, достичь того, что называется «пониманием» рассматриваемой области явлений. А это нельзя осуществить без формирования новых гипотез и создания свежих концепций; но они не должны рассматриваться как свидетельства нашей запутанности, а напротив должны заслужить достойную оценку в качестве нового вклада в науку. Они могут претендовать на такую же значимость, как и аппроксимации, которые относятся к соответствующим интеллектуальным подмосткам других естественных наук, и мы ожидаем, что они будут модифицированы, скорректи­рованы и более конкретно определены по мере накопления и анализа все большего опыта. Таким образом, нашим ожиданиям будет вполне соответствовать и то, что основные концепции и принципы новой науки (инстинкт, нервная энергия и т.п.) длительное время будут оставаться не менее неопределенными, чем и основы более древних наук (сила, масса, притяжение и т.п.).

Всякая наука основана на наблюдениях и опытах, произведенных посредством нашего психического аппарата. Но так как предметом нашей науки является сам этот аппарат, аналогия здесь и заканчивается. Мы делаем свои наблюдения посредством того же аппарата восприятия, именно при помощи разрывов в последовательности «психических» со­бытий: мы заполним пропущенное, делая вероятные заключения и переводя их на язык сознательного. Таким образом мы создаем, так сказать, последовательность сознательных событий, дополняющих бессознательные психические процессы. Относительная определенность нашей психической науки базируется на связующей силе этих заключений. Любой, кто глубже вникнет в нашу работу, обнаружит, что наша методика способна выдержать любую критику.

Мы обращаем внимание на те категории, которые в ходе работы описываются как психические свойства, нет никакой необходимости характеризовать то, что мы называем «со­знательным»: Оно совпадает с точкой зрения философов и общепринятым мнением. Остальная часть психического, с нашей точки зрения, является «бессознательным». Вскоре нам придется сделать важное разделение и в бессознательном. Некоторые процессы легко становятся сознательными; затем они могут стать бессознательными; но могут снова с легкостью перейти в сознательные: как говорится, они могут воспроизводиться и восстанавливаться в памяти. Это напо­минает о том, что сознательное в целом является весьма преходящим. То, что сознательно, является сознательным лишь краткий промежуток времени. Если наше восприятие не подтверждает этого, то несоответствие здесь лишь видимое; оно объясняется тем, что раздражители, обусловливающие восприятие, могут сохраняться длительный период времени, так что их восприятие может повторяться. Это положение становится понятным при рассмотрении сознательного вос­приятия наших мыслительных процессов: они также могут продолжаться определенное время, но могут и промелькнуть в одно мгновение. Все бессознательное, характеризующееся таким же образом, и легко переходящее из бессознательного состояния в сознательное, предпочтительнее называть как «способное стать сознательным» или предсознателъное. Опыт показал, что едва ли существует такой психический процесс, каким бы сложным он ни был, который временно не мог бы оставаться предсознательным, хотя, как правило, он стремит­ся к сознанию. Существуют и другие психические процессы и психический материал, которые не имеют такого легкого доступа к сознанию, а должны быть выведены, признаны и пе­реведены в сознательную форму описанным образом. Их мы называем собственно бессознательным.

Таким образом, мы приписываем психическим процессам три свойства: они являются или сознательными, или пред-сознательными, или бессознательными. Разделение матери­ала, обладающего этими свойствами, на три класса не является ни абсолютным, ни постоянным. Как мы видели, то, что является предсознательным, становится сознательным безо всякого нашего участия: то, что является бессознательным, с помощью определенных усилий можно сделать сознательным, и в процессе этого у нас может возникнуть ощущение, что мы часто преодолеваем очень серьезное со­противление. Когда мы пытаемся проделать это с кем-то другим, то не должны забывать, что сознательное заполнение пробелов в восприятии — конструкция, которую мы ему (этому индивиду) преподносим — пока еще не означает, что мы сделали данный бессознательный материал сознательным для него. На данном этапе верно лишь то что материал присутствует у него в двух формах записи [13], во-первых, в форме сознательной реконструкции, которая ему была преподнесена, и, кроме этого, в первоначальной бессознательной форме.

[13]. [Немецкое слово Fixierung, переведенное здесь как «запись», употребляется в этом же смысле в главе VII Толкования сновидений]

Наши постоянные усилия в конце концов приводят к тому, что бессознательный материал становится сознательным для самого человека, и в результате происходит совпадение двух форм записи. Количество затраченных нами усилий, по которому мы оцениваем сопротивление переходу материала в сознательное, в каждом индивидуальном случае варьируется. Например, то, что всплывает при аналитическом лечении в результате наших усилий, может произойти и самопроизвольно: материал, который обычно является бессознательным, может перейти в предсознательный, а затем стать сознательным — что часто наблюдается при психотических состояниях. Из этого следует вывод, что поддержание определенного внутреннего сопротивления является sine qua поп [непременное условие (лат.)] нормы. Аналогичное ослабление сопротивления, с последующим выдвижением наверх бессознательного материала постоянно происходит в со­стоянии сна, и таким образом является необходимой предпо­сылкой возникновения сновидений. И наоборот, предсознательный материал может стать временно недоступным и изо­лированным сопротивлением, как в случае, когда что-то временно забывается или никак не всплывает в памяти; предсознательная мысль может даже временно вернуться в бессозна­тельное, что, по-видимому, является непременным условием в случае острот. Мы увидим, что подобный переход предсознательного материала или процессов в бессознательное игра­ет огромную роль в этиологии невротических расстройств.

Представленная таким обобщенным и упрощенным образом теория о трех свойствах психического, скорее может послужить источником безграничной путаницы, чем помочь в разъяснении. Но не следует забывать, что фактически это не теория, а первый критический анализ материалов наших наблюдений, который мы произвели, насколько это возможно, придерживаясь фактов и не пытаясь их объяснить. По сложностям, которые он раскрывает, можно видеть те осо­бые трудности, с которыми нам приходится сталкиваться в наших исследованиях. Однако можно ожидать, что мы достигнем лучшего понимания самой этой теории, если про­следим взаимосвязь между психическими свойствами и об­ластями или сферами психического аппарата, которые мы определили — хотя эта взаимосвязь также далеко не проста.

Процесс проникновения чего-либо в сознание прежде всего связан с информацией, которую наши органы чувств по­лучают из внешнего мира. Следовательно с топографичес­кой точки зрения это происходит в наружном слое Я. Верно также и то, что мы получаем сознательную информацию изнутри тела — ощущения, которые фактически оказывают более сильное влияние на нашу психическую жизнь, чем внешняя перцепция; более того, при определенных обстоятельствах органы чувств кроме специфической для них ин­формации сами передают ощущения и чувство боли. Одна­ко, так как эти ощущения (как мы называем их в противоположность сознательным восприятиям) исходят от пери­ферических органов, которые мы рассматриваем как удли­нения или ответвления кортикального слоя, то мы все еще не выходим за рамки утверждения, сделанного выше [в на­чале этого абзаца]. Единственное отличие заключается в том, что по отношению к периферическим органам ощущений и чувств само тело занимает место внешнего мира.

Простейшая картина, которую мы можем нарисовать — это сознательные процессы на периферии Я и все остальное в Я-бессознательном. И такое положение вещей, вероятно, преобладает у животных. Но у человека все усложняется тем, что внутренние процессы в Я могут также приобретать и свойство сознательного. Это — работа функции речи, ко­торая обеспечивает устойчивую связь материала Я с отпечатками в памяти зрительных, но в большей степени слуховых перцепций. Поэтому перцептивная периферия корти­кального слоя также может быть возбуждена и изнутри: внутренние процессы, такие как возникновение идеи и мыслительный процесс, могут стать сознательными, и для раз­личения этих двух возможностей требуется специальная ме­тодика — известная как проверка на реальность. Уравнение «восприятие = реальности (внешнему миру)» уже не подходит. Ошибки, которые могут при этом легко возникнуть, и постоянно возникают в сновидениях, Называются галлюцинациями.

Внутренняя часть Я, которая в первую очередь охватывает все мыслительные процессы, имеет свойство предсознательного. Это характерно для Я и относится только к нему. Однако будет ошибкой полагать, что связь с речевыми отпечатками и памятью является необходимым и непремен­ным условием предсознательного. Напротив, оно не зависит от связи с ними, хотя ее наличие помогает сделать вывод о предсознательной сущности процесса. Предсознательное ха­рактеризуется, с одной стороны, наличием доступа к созна­нию, и с другой — связью с речевыми отпечатками. Тем не менее, оно является чем-то специфическим, сущность чего не исчерпывается этими двумя характеристиками. Свиде­тельством этого является тот факт, что значительные части Я, и в особенности Сверх-Я, предсознательную характерис­тику которых отрицать нельзя, тем не менее остаются по большей части бессознательными в феноменологическом смысле. Нам не известно, почему так происходит. Теперь мы попытаемся поговорить о проблеме истинной сущности предсознательного.

Единственным основным свойством Оно является то, что оно является бессознательным. Оно и бессознательное так же тесно связаны, как и Я с пред сознательным: на самом деле в первом случае связь даже более тесна. Если мы вер­немся к истории развития индивида и его психического ап­парата, то сможем увидеть в Оно важное разделение. Пер­воначально, конечно, все было Оно; Я развилось из Оно под постоянным воздействием внешнего мира. В ходе этого медленного развития часть содержимого Оно была переве­дена в предсознательное и таким образом включена в Я; другая его часть осталась в Оно без изменения в качестве его почти недоступного ядра. В ходе этого развития, однако, молодое и слабое Я вернуло в бессознательное часть уже взятого им материала и оставила его в нем, то же самое Оно проделало с некоторыми новыми впечатлениями которые могло приобрести, но так как они были отвергнуты, то их отпечаток смог остаться лишь в Оно. Принимая во внимание происхождение этой части Оно, мы называем ее подавленной. Не имеет особого значения, что мы не всегда можем провести четкую грань между этими двумя категориями содержимого Оно, они приблизительно совпадают с разделением на врожденно присутствовавшее и на приобретенное в ходе развития Я.

Вслед за признанием топографического разделения психического аппарата на Я и Оно, идущего параллельно с разделением свойств предсознательного и бессознательного и при­нятием того, что это разделение является лишь признаком их отличия, а не их сущностью, возникает следующий вопрос. Если это так, то какова же природа состояний, которые раз­ворачиваются в Оно благодаря его принадлежности к бессознательному, а в Я благодаря принадлежности к предсознательному, и в чем заключается разница между ними?

Но об этом нам ничего не известно и полная неясность причин нашего незнания едва разъясняется немногочисленными проблесками интуиции. Здесь мы подошли ко все еще скрытой тайне природы психического. Пользуясь примером остальных естественных наук, мы полагаем, что в психической жизни задействован какой-то вид энергии; но у нас нет ничего, что позволило бы больше узнать о нем, используя аналогии с другим формами энергии. Нам представляется, что нервная или психическая энергия существует в двух формах: одна свободно подвижная, а другая, в сравнении с ней, связанная; мы говорим о катексах и гиперкатексах психического материала и даже решаемся предположить, что гиперкатексы вызывают синтез различных процессов — синтез, в ходе которого свободная энергия трансформируется в связанную, дальше этого мы не продвинулись. Во всяком случае мы твердо придерживаемся того взгляда, что различие между бессознательным и предсознательным ле­жит в динамических отношениях такого типа, и это объяс­няет, каким образом, самопроизвольно или с нашей помо­щью, одно может заменяться другим.

Однако за всей этой неопределенностью лежит новый факт, открытию которого мы обязаны психоаналитическим исследованиям. Мы обнаружили, что процессы в бессозна­тельном или в Оно подчиняются законам, отличным от законов, действующих в предсознательном Я. Мы называем эти законы в их совокупности первичными процессами про­тивопоставляя их вторичным процессам, которые управляют происходящим в предсознательном, в Я. Следовательно, в итоге, изучение психических свойств оказалось не напрасным.

 

ГЛАВА V. ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ В КАЧЕСТВЕ ПРИМЕРА

Исследование нормальных, стабильных состояний, в которых рубежи Я прочно защищены от Оно при помощи сопротивления (антикатекса), и в которых Сверх-Я не отличается от Я, так как они гармонично взаимодействуют, дает нам немногое. Единственное, что может помочь нам — это состояния конфликта и сумятицы, когда бессознательное содержание получает возможность прорваться в Я и сознание, и Я вновь занимает оборону против такого вторжения. Лишь при этих условиях мы можем провести наблюдения, которые помогут подтвердить или скорректировать наши утверждения в отношении этих двух участников. Сон является как раз подобным состоянием, и поэтому психическая деятельность во время сна, которую мы воспринимаем в виде сновидений, является самым подходящим объектом для наших исследований. Следуя таким путем, мы к тому же избегаем того упрека, что строим свои конструкции нормальной психической жизни на данных патологии, ибо сновидения являются обычным событием в жизни нормального человека, независимо от того, насколько их характеристики могут отличаться от происходящего в бодрствующем состоянии. Всем известно, что сновидения могут быть спутанными, непонятными и совершенно лишенными смысла; их содержание может противоречить всему, что нам известно о реальности, но мы ведем себя в них подобно ненормальным людям, так как пока мы видим сон, мы припи­сываем содержанию сновидений характеристики объективной реальности.

Мы находим путь к пониманию («толкованию») сновидения, допуская, что наши воспоминания о сновидении являются не истинным его процессом, а лишь фасадом, за которым этот процесс скрывается, здесь мы имеем разделение между явным содержанием сновидения и скрытыми мыслями, содержащимися в нем. Процесс, который образует первое из второго, называется работой сновидения. Изучение работы сновидения дает нам прекрасный пример того, каким образом бессознательный материал из Оно (как пер­воначально бессознательный, так и подавленный бессозна­тельный) пробивает себе дорогу в Я, становится предсознательным и, в результате противодействия со стороны Я, подвергается изменениям, известным как искажения сновидений. Не существует никаких особенностей сновидений, ко­торые нельзя было бы объяснить подобным образом.

Лучше всего начать с указания, что формирование сновидения может быть вызвано двумя различными причинами. Либо, с одной стороны, инстинктивным импульсом, ко­торый обычно подавлен (бессознательное желание), а во время сна находит достаточно сил, чтобы пробиться в Я, либо, с другой стороны — побуждением, оставшимся от состояния бодрствования, предсознательной цепью мыслей со всеми сопутствующими ей противоречивыми импульсами, которая во время сна находит подкрепление со стороны бессознательного. Короче говоря, сновидения могут возни­кать как со стороны Оно, так и со стороны Я. Механизм формирования сновидения в обоих случаях одинаков, а следовательно одинаково и необходимое динамическое предус­ловие. Я доказывает свое первоначальное происхождение от Оно тем, что время от времени прекращает свои функции и возвращается в первоначальное состояние. Это логически вызвано разрывом его связей с внешним миром и отзывом его катексов от органов чувств. Мы вправе сказать, что во время рождения возникает инстинкт возвращения к внутри-маточной жизни, которая была оставлена — инстинкт сна. Сон является своеобразным аналогом возвращения в матку, так как бодрствующее Я управляет подвижностью, а эта фун­кция во время сна становится парализованной, и соответст­венно значительная часть запретов, наложенных на бессозна­тельное Оно, становится ненужной. Удаление или сокращение этих «антикатексов» дает Оно безопасную степень свободы.

Доказательства той роли, которую играет бессознательное Оно в формировании сновидений, многочисленны и убедительны.

а) Память в сновидениях намного более обширна, чем в бодрствующем состоянии. Сновидения поднимают воспоминания, которые спящий забыл, которые недоступны для него в бодрствующем состоянии.

б)  В сновидениях неограниченно широко используются лингвистические символы, значение которых в большинстве случаев неизвестно спящему. Однако наш опыт позволяет
определить их смысл. Они, вероятно, берут начало из ранних стадий развития речи.

в)  Очень часто память воспроизводит в сновидениях впечатления из раннего детства спящего, о которых мы можемопределенно утверждать, что они не только были забыты, но и стали бессознательными в связи с подавлением. Это объясняет ту помощь — обычно незаменимую — которую дают нам сновидения в попытках восстановить раннюю жизнь спящего, которую мы производим во время аналитического лечения неврозов.

г)  Более того, сновидения выявляют материал, который не может относиться ни к взрослой жизни спящего, ни к его забытому детству. Мы вынуждены рассматривать это как
часть архаичного наследства, которое ребенок приносит с собой в мир, и которое предшествует любому его личному опыту и является отпечатком опыта его предков. Копию этого филогенетического материала мы находим в древнейших легендах и обычаях человечества. Таким образом, сновидения предоставляют нам богатый источник человеческой
предыстории, которым не следует пренебрегать.

Но что делает сновидения такими бесценными в отношении наделения нас способностью к инсайту, так это то об­стоятельство, что проникая в Я, бессознательный материал приносит с собой и свои собственные способы функциони­рования. Это означает, что предсознательные мысли, в ко­торых выражается бессознательный материал, организуют­ся в ходе работы сновидения как бессознательные части Оно; и в случае альтернативного метода формирования сно­видения предсознательные мысли, получившие подкрепле­ние от бессознательного инстинктивного импульса, опуска­ются в бессознательное. Лишь таким образом мы можем изучить законы, управляющие процессами в бессознатель­ном, и аспекты, отличающие их от законов, управляющих мышлением в бодрствующем состоянии. Таким образом, ра­бота сновидения по сути является примером бессознательной переработки предсознательного процесса мышления. Если привести аналогию из истории: вторгнувшиеся заво­еватели правят порабощенной страной согласно не той сис­теме законов, которая там принята, а по своим собственным законам. Однако очевидно, исход работы сновидения явля­ется компромиссом. Организация Я еще не парализована, и ее влияние проявляется в искажениях, накладывающихся на бессознательный материал, и в попытках, часто безре­зультатных, придать общему результату не слишком непри­емлемую для Я форму (вторичная цензура). В нашей ана­логии это выражало бы продолжающееся сопротивление по­коренного народа.

Законы, которые управляют ходом событий в бессознательном, и которые проявляются таким образом, довольно примечательны и позволяют объяснить большую часть того, что кажется нам странным в отношении сновидений. Прежде всего наблюдается поразительная тенденция к сгуще­нию, к склонности образовывать новые единства из элемен­тов, которые в состоянии бодрствования непременно были бы разобщенными. Вследствие этого, за одним элементом явного сновидения часто стоит целый ряд мыслей, состав­ляющих скрытое содержание сновидения, как будто этот элемент является комбинированным косвенным указанием на них; и в общем диапазон явного сновидения удивительно мал по сравнению с тем богатством материала, из которого он возник. Другой особенностью работы сновидения, в определенной мере зависящей от предыдущей, является легкость, с которой психические силы (катексы) [14], перемещаются от одного элемента к другому. Поэтому часто элемент, не имевший большого значения в ходе сновидения, оказывается самым четким и соответственно самым значительным моментом явного сновидения, и vice versa [наоборот (лат.)], существенные элементы сновидения представлены в явном сновидении лишь легкими косвенными намеками.

[14]. Термин, очень часто употребляемый Фрейдом еще в ранних работах, в качестве эквивалента психической энергии. Смотрите приложение редактора к первой статье по психоневрозу защиты (1894a) (Standart Ed., 3, 66-7); а также сноску редактора в заключительной части статьи Female Sexuality (1931b), (там же 21, 242-3).

Более того, как правило, совершенно незначительных точек соприкосновения двух элементов оказывается достаточно, чтобы позволить работе сновидения произвести замену во всех последующих операциях. Легко представить, насколько сильно эти механизмы сгущения и смещения могут затруднить толкование сновидения и раскрытие взаимоотношений между явным сновидением и скрытым его содержанием. Из доказательств существования этих двух тенденций сгущения и смещения наша теория делает вывод, что в бессознательном Оно энергия находится в свободном подвижном состоянии, и что для Оно самой важной является возможность выбрасывания разрядов возбуждения [15].

[15]. Здесь можно увидеть аналогию с поведением сержанта, который молча выслушивает выговор от вышестоящего офицера, но затем обрушивает свой гнев на первого встреченного им рядового. [В этом случае в Оно, выбрасывающем разряды возбуждения, мы имеем точную копию того, что Фрейд в «Наброске научной психологии» от 1895 (Часть 1, Раздел I) описал в квазиневрологических терминах как первичный принцип нейронной активности: «нейроны имеют склонность отдавать от себя часть». (1950с) (Standart Ed., I)]

Наша теория использует эти две особенности для определения характера первичных процессов, которые мы приписываем Оно.

Изучение работы сновидения дало нам представление о характеристиках многих других процессов, происходящих в бессознательном, которые столь же замечательны, сколь и важны; но мы поговорим здесь лишь о некоторых из них. Основные законы логики в бессознательном ничего не зна­чат; его можно назвать царством нелогичного. В бессозна­тельном без всякой необходимости согласования бок о бок существуют противоположно направленные влечения. Они не оказывают никакого влияния друг на друга, а если ока­зывают, то никакого решения не принимается, а возникает бессмысленный компромисс, охватывающий несовместимые детали. Это связано с тем, что противоположности не отде­лены друг от друга, а рассматриваются как тождественные, поэтому в явном сновидении любой элемент может также иметь противоположное значение. Филологи обнаружили, что аналогичные зависимости существуют и в большинстве древних языков, что такие противоположности как «сильный — слабый», «высокий — глубокий» первоначально вы­ражались одними и теми же корнями, пока две различные модификации первоначального слова не разделили эти зна­чения. Похоже, что следы этого первоначального двойного значения сохранились даже в таком высокоразвитом языке как латынь, относительно использования таких слов как altus («высокий», «глубокий») sacer («священный», «бесчест­ный»).

Ввиду сложности и неопределенности взаимоотношений между явным сновидением и лежащим за ним скрытым его значением, конечно же, правомерен вопрос: каким же обра­зом вообще возможно разделить их, и не является ли все известное нам лишь счастливой догадкой, подкрепленной, возможно, переводом символов, встречающихся в явном сно­видении. Можно ответить, что в подавляющем большинстве случаев эту проблему можно разрешить, но лишь с помощью ассоциаций относительно элементов явного сновидения сно­видца. Любая другая процедура является произвольной и не дает определенного результата. С помощью ассоциаций сно­видца проясняют промежуточные звенья, которыми мы можем заполнить разрыв между этими двумя аспектами [между явным и скрытым содержанием], и с помощью которых мы можем восстановить скрытое содержание сновидения и «ис­толковать» его. Не следует удивляться, если эта работа по толкованию (направленная в противоположную сторону от работы сновидения) не всегда приводит к полной определен­ности.

Остается предоставить функциональное объяснение, по­чему спящее Я берет на себя задачу работы сновидения. К счастью, объяснение найти легко. С помощью бессознатель­ного каждое формирующееся сновидение предъявляет к Я требование — на удовлетворение инстинкта, если сновиде­ние возникает из Оно; на разрешение конфликта, устране­ние сомнения или формирование намерения, если сновиде­ние возникает из остатка предсознательной деятельности после состояния бодрствования. Спящее Я, однако, сфоку­сировано на желании сохранить сон; оно воспринимает это требование как нарушение покоя и стремится от него изба­виться. Я удается с этим справиться посредством чего-то, похожего на уступчивость: оно отвечает на требование тем, что при данных обстоятельствах исполняет желание и таким образом избавляется от него. Такое замещение требо­вания при помощи исполнения желания остается существен­но важной функцией работы сновидения. Вероятно, стоит проиллюстрировать это тремя простыми примерами — сно­видением о голоде, сновидением ради удобства и сновиде­нием, вызванным половым влечением. Спящий во сне чув­ствует голод: ему снится сон о восхитительной трапезе, и он продолжает спать. Конечно же у него был выбор: или проснуться и что-нибудь съесть, или продолжать спать. Он выбрал последнее и удовлетворил свой голод посредством сновидения — во всяком случае на время, ибо если бы чув­ство голода осталось, спящему все равно пришлось бы проснуться. Вот второй пример. Спящему необходимо проснуть­ся, чтобы вовремя быть на рабочем месте в больнице. Но он продолжает спать, и ему снится, что он уже в больнице – но в качестве пациента, которому не нужно вставать. Или, ночью у спящего пробуждается желание насладиться запре­тным сексуальным объектом, женой друга. Ему снится сон о половом акте — на самом деле не с этой особой, а с какой-то другой, носящей такое же имя, и к которой спящий фак­тически равнодушен; или его борьба с этим желанием может выразиться в контакте с совершенно анонимной партне­ршей.

Естественно, не все случаи так просты. Особенно, если сновидение вызвано тем, что осталось нерешенным накану­не, и что получило бессознательное подкрепление во время сна. В этом случае отыскать бессознательную побудитель­ную силу и исполнение ее желания часто оказывается слож­ной задачей; но мы можем допустить, что она присутствует всегда. Тезис о том, что сновидения осуществляют желания, легко может вызвать скепсис, если вспомнить, что множес­тво сновидений причиняют страдания или даже заставляют спящего проснуться в тревоге; не говоря уже о том, что многочисленные сновидения вообще не имеют определенной эмоциональной окраски. Но возражение против анализа, ос­нованное на тревожных сновидениях, не может быть под­держано. Не следует забывать, что сновидения неизменно являются продуктом конфликта, что они являются разно­видностью компромиссной структуры. Нечто, являющееся удовлетворением для бессознательного Оно, именно по этой же причине может быть предметом беспокойства для Я.

Во время продолжающейся работы сновидения иногда бо­лее успешно устремляется вперед бессознательное, а иногда с большей энергией защищается Я. В большинстве случаев содержание тревожных сновидений претерпело наименьшие искажения. Если требование бессознательного слишком ве­лико, чтобы спящее Я справилось с ним имеющимися в его распоряжении средствами, то оно оставляет желание спать и возвращается к состоянию бодрствования. Мы должны учитывать весь свой опыт, если мы утверждаем, что снови­дение неизменно является попыткой избавиться от того, что мешает сну, посредством осуществления желания, так что сновидение является стражем сна. Попытка может быть бо­лее или менее успешной, она также может быть неудачной, и в этом случае спящий просыпается, разбуженный, по-ви­димому, именно сновидением. В частности, бывают случаи когда прекрасный парень — ночной сторож, обязанностью которого является охрана сна небольшого городка, не имеет иного выбора, как поднять тревогу и разбудить горожан.

Я завершу это обсуждение комментарием, который оправ­дает затрату времени на проблему толкования сновидений. Опыт показал, что бессознательные механизмы, которые стали известны нам в ходе изучения работы сновидения, также помогли понять приводящие в замешательство симп­томы, которые привлекают наш интерес к неврозам и пси­хозам. Подобное совпадение не могло не вызвать больших надежд.

[КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ]

[ПЕРЕЙТИ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ]