Письмо З. Фрейда — Марте Бернайс (09.10.1883)

Вена,
вторник, ночью

Моя любимая Мартхен!

Что я теперь делаю? Я прилежнее, чем прежде, и здоровее, чем прежде. Подробно изучил массу газет, частично для себя, частично для медицинского журнала. Сижу в лаборатории, где провожу эксперимент, работа идет хорошо, хотя мне еще приходится преодолевать уйму трудностей. С пяти до одиннадцати часов, я чуть было не забыл, работаю в больничных палатах врачом-дублером, любознательным, все усердно записывающим, иногда оперативно действующим.

Общее состояние, моя любимая, — нечто тяжелое, похожее на опьянение или сон. Я согласен и на это, лишь бы одолеть долгую разлуку с тобой.

Мои личные устремления сводятся сейчас к тому, чтобы почти все время заниматься научной деятельностью и врачебной практикой. Для меня напряженная работа, обилие дел подобны своеобразному наркозу, приглушающему боль разлуки с тобою. Погружаясь в мир науки, я отвлекаюсь от грустной действительности. И знаешь, именно в интересной работе нахожу спасение от моей сильной обидчивости и раздражительности. Таков я ныне. Мне кажется, что волны всемирной жизни не бьются в мои двери. Иногда я решительно гоню от себя сладостные мечты, как если бы я стал монахом, когда его посылают в монастырскую келью отыскать шеффель зерна.

В моем мозгу все чудесно размещается, словно в отдельных ячейках: факты, теории, диагнозы, формулы. Вся медицина естественно входит в мою голову, плавно и свободно. Там обитают бактерии, изменяя свою окраску то на зеленый, то на голубой цвет; там проходят воображаемые научные симпозиумы по борьбе с холерой; эти советы и предложения, родившиеся в моем мозгу, скорей всего ни на что не пригодны, но громче всего сейчас тревога: туберкулез! Является ли он заразным или благоприобретенным, каковы причины его возникновения, прав ли господин Кох[1] в Берлине, когда утверждает, что открыл палочки туберкулеза, которые можно создать в лабораторных условиях.

Сон, грезы исчезают, жизнь входит в мою келью, когда приходит письмо от тебя. Тогда исчезают сложные проблемы, бледнеют непонятные истории болезней, потом, словно по волшебству, улетучиваются пустые теории, соответствующие, как это именуется, современному состоянию науки. Тогда мир становится таким теплым, таким веселым, таким понятным. Моя очаровательная, любимая не имеет никакого отношения к призракам и химерам. Ее присутствие я ощущаю отнюдь не с помощью химических реагентов. Она, моя возлюбленная, — мое счастье и не имеет совершенно никакого отношения к болезням. Надеюсь, что ты совершенно здорова. Это во мне говорит врач, для которого душевное и физическое здоровье человека всегда необходимо.

О, Марта, это было бы так удобно, если бы каждый человек мог выразить свой жизненный опыт в виде собрания определенных формул и рекомендаций. Но человек и в течение дня не может оставаться человеком, если он не меньше чем одиннадцать часов в сутки накапливает и суммирует жизненные впечатления. И тогда — каждодневно мы снова начинаем новую жизнь. И, следовательно, обретаем новый жизненный опыт.

Завтра я снова напишу тебе, моя дорогая. Будь здорова. Будь немного повеселее.

Твой верный Зигмунд.