Письмо З. Фрейда — Марте Бернайс (23.10.1883)

Вена,
вторник

Моя любимая Мартхен!

Да будет мне позволено высказаться, несмотря на то, что я иногда так плохо думаю и так сердито пишу. Если я тебя снова обидел, то только из-за того, что я думаю о моей страсти, о моем одиночестве, о моей основной цели и о тех цепях, которыми я прикован. Я испытываю иногда приступы отчаяния и малодушия, и только твоя верность и добродетельность спасают меня. Ты не должна высмеивать меня за это и полагать, что я слишком гибок и переимчив в настроениях и суждениях.

Сегодня после обеда, моя дорогая девочка, у меня опять блестящий успех: найден новый метод лечения, который обещает быть более долговечным и надежным, чем прежде. У меня такое предчувствие, словно я предвижу конечный результат: я нашел именно то или почти то, что искал.

Тяжелая жизнь не должна меня особенно огорчать, поскольку мы здоровы, и судьба хранит нас от особых несчастий. Вспоследствии мы, конечно, достигнем того, к чему стремимся. Небольшой домик, где много забот и никогда нет нужды, где радостно быть вместе и отражать превратности судьбы и постигать ответ на вечный вопрос: «Для чего мы, собственно, живем?» Я ведь знаю, как ты любишь, какой чудесный дом ты можешь обустроить, какой участливой, веселой и заботливой ты будешь.

Я предоставлю тебе всю власть, которую ты только пожелаешь, и ты наградишь меня любовью и терпимостью за все мои слабости, которые, может быть, достойны осуждения. Если позволят мои обширные занятия, мы будем вместе читать, постигать все новое, что нас увлечет. Я буду иногда учить тебя тому, что не представляет интереса для девушки до тех пор, пока она не узнала по-настоящему своего спутника и его дело, которому он отдает силы и время. И тогда мои интересы, благодаря твоему вниманию, станут новым наслаждением для меня. Ты не будешь осуждать меня, если я даже не добьюсь успеха. Однако относительно искренности и чистоты моих желаний и помыслов, моей честности ты можешь не сомневаться. В лучшие годы твоей молодости ты хранишь верность, и я всегда буду гордиться тобой. Ты сможешь читать во мне, как в открытой книге, все, что захочешь, и мы будем счастливы, помогая и поддерживая друг друга.

Ты будешь отвлекать меня от всех пороков, от мелкой злобы, зависти, пустой алчности. Если ты вдруг захочешь отвлечь меня от научной деятельности, я расскажу тебе историю про Бенедикта Штиллинга[1] , который недавно умер в Касселе.

В молодости он много занимался наукой и должен был занять видное положение в клинике. На протяжении тридцати лет он работал, по утрам изучая спинной мозг, а вечерами исследуя головной. Штиллинга можно назвать первым среди исследователей, которым мы обязаны знанием этих замечательных органов* человека. Он отличался прилежанием и упорством. Его воодушевленность сочеталась с большим талантом, что не редкость среди евреев.

Моя любимая Марта, частью того, чем ты станешь для меня в будущем, ты стала уже сейчас. Ты должна стать для меня самым главным в моей жизни. Когда все хорошо, то счастье неизбежно. Ты и я разделены сейчас расстоянием, и потому пока несчастливы.

Спокойной ночи, моя верная невеста. Излей мне только свою душу. Пиши мне. Мне становится так грустно, когда от тебя долго нет писем.

Твой Зигмунд.