АТЕИСТ: введение к последней книге Фрейда в СССР (1928)

Предисловие freudproject.ru

Статья была опубликована в 1928 году, в сентябрьском номере журнала «Атеист». Она предваряла перевод одной из последних работ Фрейда «Будущее одной иллюзии» (1927). Как авторство статьи, так и перевода — журналом опущено. Нам известен лишь общий состав редакции: Ответственный редактор И.А. Шпицберг. Редакционный совет: Н. Румянцев, В. Шишаков, Е. Федоров-Грекулов, И. Вороницын, проф. С.А .Каменев, проф. С.Г Лозинский, проф. В. Дитякин

«Будущее одной иллюзии» это последняя книга Фрейда переведенная в СССР. Уже к 1931 году, симпатизировать Психоанализу и его автору станет затруднительно…

Орфография и пунктуация оригинала сохранена.

Ежемесячный журнал-сборник научных материалов «АТЕИСТ», № 32, Сентябрь, 1928

Предисловие редакции журнала к книге Фрейда «Будущее одной иллюзии»

Всего только тридцать два года прошло с тех пор, как Зигмунд Фрейд (р. в. 1856 г.) выступил впервые со своим учением о значении сексуального момента в душевной жизни человека. За это короткое время учение Фрейда пережило любопытнейшую эволюцию: с одной стороны, оно пытается ныне распространить свои выводы далеко за пределы медицины, где оно зародилось, и превратиться в своего рода философскую систему, с другой стороны, оно из ученого „чуда­чества», каким его считали в начале, превратилось ныне в модную теорию, насчитывающую множество последователей среди буржуазных ученых и врачей всего мира. В Америке и Англии увлечение фрейдизмом было одно время столь сильно, что оно превратилось в своего рода массовую эпидемию, в— „фрейдоманию». Не осталась в стороне от фрейдизма с его попытками все и вся выводить из сексуальности и наша научная мысль. И в Советской России фрейдизм нашел своих горячих защитников, которые не ограничивались признанием терапевтической, лечебной ценности фрейдовского метода, которые считали его ключом к разрешению сложнейших социологических проблем (хотя бы такой, как вопрос о происхождении религии).

Здесь не место подвергать анализу и критике все учение Фрейда в целом. В нем очень много спорных элементов, много преувеличений, много, если угодно, даже метафизики (сам Фрейд порой склонен расширять понятие „сексуальности» до роли какого-то мирового начала, похожего на „всеобщий и всеохраняющий Эрос Платона»). Отметим только, что буржуазные ученые и идеологи за последнее время горячо ухватились за учение Фрейда, пытаясь на нем построить оправдание социального гнета и неравенства. В частности, по адресу русских комунистов со страниц буржуазной прессы не раз направлялись аргументы, заимствованные из фрейдовского арсенала. Октябрьская революция, мол, является рецидивом варварства, массовым неврозом, а советская власть—имбециллократией, т.-е. строем, при котором господствуют ненормальные личности, люди с понижен­ным развитем, страдающие инфантильным (детским) извращением и т.д.

Всякие попытки примирить Фрейдизм с марксизмом обречены на неудачу. Между ними существует непримиримое, принципиальное противоречие. Если марксизм, исходя из опыта и фактов, определяющим моментом исторического процесса считает экономику, то фрейдизм пытается найти исчерпывающее об‘яснение всех явлений обществен­ности в присущей человеку „сексуальности», т. е. в чисто биологи­ческом моменте. Совершенно неприемлемым для марксизма является и то об’яснение, которое дается фрейдизмом происхождению религии. В своем известном труде „Тотем и табу» (переведенном и на рус­ский язык) Фрейд приходит к следующему выводу: „Я мог бы в за­ключение… настоящего исследования сказать, что в Эдиповском ком­плексе совпадают начатки религии, нравственности, общественности п искусства в полном согласии с данными психоанализа, по которым этот комплекс составляет ядро всех неврозов». На этом положении необходимо остановиться.

Психоанализом называется у фрейдистов такой метод изучения и лечения психики человека, который стремится „устранять амнезии “, т. е. воскрешать в сознании человека забытые, запамятованные, ушедшие в бессознание, в подсознательную область, переживания. Этому методу приписывается не только лечебное, но и научно-ис­следовательское значение. Этот метод, во-первых, выясняет основу невроза, его истоки, скрытые для самого невротика, во-вторых, освобождает, очищает психику человека от давящего ее гнета, приводит ее к благодетельному „катарсису» (очищению).

Невроз, душевное заболевание, ненормальное психическое состояние, выражающееся часто в страхе, гнете (при неврозе страха), обра­зуется, складывается на почве вытесненных в подсознательную сфе­ру, т. е. неизвестных самому невротику, комплексов. Но что такое „вытеснение»?

По учению Фрейда, человек — существо насквозь сексуальное. Насквозь сексуализирован и младенец, которому доставляет насла­ждение сосание материнской груди, лежание в собственном кале, ощущение дурных запахов и т. д. Либидо, т. е. сексуальное влече­ние,—вот, де, та основная стихия, которая действует в человеке. Либидо может получить непосредственное удовлетворение и тогда все в по­рядке. Если же это почему-либо невозможно, а чаще всего в усло­виях культуры это именно невозможно в силу всевозможных ограни­чений, то течение либидо может иметь два направления: либо оно подвергается вытеснению, подавлению, т. е. загоняется внутрь, в бес­сознательное, либо оно сублимируется, т. е. поднимается на высшую ступень, переводится на другие, более высокие, об’екты.

В случае сублимации либидо, т. е. сексуальная энергия, нахо­дит себе выход в творчестве, в трудовой деятельности и личность не только не терпит ущерба, но напротив, в результате такого „пере­ключения» энергии становится многообразнее, ярче и богаче. В слу­чае подавления либидо, вытеснения, ограничения его получается не­вроз, а загнанная внутрь либидо. Сильное переживание, не могущее быть отреагированным, т. е. получить выход, может привести к отщеплению аффекта от того представления, с которым оно связано, и перенесению его на случайный об’ект, превратиться в невроз навязчивости. Человек, например, страдает неврозом навязчивости, выражающимся в непрерывном мытье рук. Сам невротик не знает причины этого невроза. Но вот приходит психоаналитик и, воскресив „амнезию», устанавливает, что невроз этот вызван бессознательным ощущением загрязненности, которое существует у невротика, занимавшегося онанизмом. В основе невроза лежит, таким образом, подавление, ограничение, вытеснение либидо, т. е. конфликт личности с окружающей обстановкой, стремление бежать из неудовлетворяющей действительности, отказ от реальности, поиски компенсации, утешения в каком-то ином блаженном мире.

Свою гипотезу происхождения религии Фрейд строит на сход­стве душевной жизни дикаря, ребенка и невротика.

По учению психоанализа сексуальное влечение мальчика, т. е. его либидо, носит инцестуозный, т. е. кровосмесительный характер, оно направлено на запретные об’екты, на мать и сестру. По утверждению Фрейда, мальчик, одержимый жаждой инцеста, т. е. кровосмешения, не только ненавидит отца, но и испытывает желание убить его. Для такого сочетания влечений Фрейд придумал название Эдиповекого комплекса по имени легендарного греческого Эдипа, который, якобы, убил своего отца и женился на своей матери. Вытеснение, подавле­ние этих влечений лежит, по учению Фрейда, в основе позднейших неврозов взрослого человека. Отцовский комплекс носит у детей и невротиков амбивалентный, двухсторонний характер. Эта амбивалент­ность, двойственная направленность выражается в том, что, с одной стороны, сын ненавидит отца и хочет его убить, а с другой, любит его и благоговеет пред ним, ибо именно отец является первой защитой ребенка против ограничиваю щ ей и пугаю щ ей его реальности.

Вот этот самый Эдиповский комплекс, который обнаруживается психоонализом у детей и невротиков, кладется Фрейдом в основу его гипотезы о происхождении религии. Он рисует дело так. Когда- то в незапамятные времена главарь,  де, каждой орды преследовал всех своих сыновей, едва только они достигали зрелости, как своих соперников. Главарь стремился быть единственным обладателем всех женщин орды. Но вот „однажды все изгнанные из орды братья соединились, убили и с‘ели отца, положив конец отцовской орде. Общими силами, скопом они совершили то, на что каждый из них в отдельности не осмеливался». Что убитый отец был с’еден сыно­вьями, первобытные люди были, ведь, каннибалами-людоедами, разумеется само собой. Насколько можно судить по амбивалентности от­цовского комплекса у наш их детей и невротиков, сыновья орды „не только ненавидели отца, который являлся таким препятствием на пути удовлетворения их стремлений к власти и их сексуальны х вле­чений, но в то же время любили его и восхищались им. Устранив его, утолив свою ненависть и осуществив свое желание отождест­виться с ним, они должны были попасть во власть усилившихся нежных душевных движений. Это приняло форму раскаяния… То, чему мертвый прежде меш ал своим существованием, они сами теперь запрещали себе, попав в психическое состояние хорошо известного нам из психоанализа „позднего послушания». Они отме­нили поступок, об’явив недопустимым убийство заместителя отца, т. е. тотема, и отказались от плодов этого поступка, отказавшись от освободи­вшихся женщин. Таким образом, из сознания вины сына они создали два основных табу тотемизма, т.-е. запрещение убийства и инцеста*. И далее Фрейд заключает: „От этого преступного деяния (т.-е. от первобытного отцеубийства) многое взяло свое начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия».

Нечего говорить, что подобная гипотеза происхождения религии совершенно несостоятельна. Ее несостоятельность не только в том, что она не может быть доказана фактами (ведь Фрейд выводит рели­гию из события, имевшего место один раз в доистории), но и в том, что она совершенно не учитывает многообразия религиозных пред­ставлений первобытного человечества, никак не сводимых к инцестуозному комплексу. Материалы по этнологии и истории первобытной культуры отнюдь не свидетельствую т о силе этого инцестуозного момента, который Фрейд пытается обнаружить даже в земледелии: земледелие, мол, обозначает не что иное, как обработку матери-земли. И если бы настоящая статья 3 . Фрейда служила бы только пере­певом его старой гипотезы, то вряд ли она стоила бы нашего вни­мания. Но дело-то как раз в том, что последняя работа Фрейда ока­зывается полным сюрпризом, как для его сторонников, так и для тех, кто, принимая отдельные элементы фрейдизма, отвергает фрейдизм, как философию жизни и мира.

До сих пор Фрейд и его ученики, подходя к вопросам религии, неизменно приходили к выводу, что религиозное переживание очень напоминает собой картину настоящего невроза, что в устремлении верующего к богу, в тех отношениях, которые религиозный человек устанавливает со своим богом, налицо все явления перенесения аф­фекта с реального об’екта на фантастический, характерны е для невроза. II тем не менее, фрейдизм до сих пор не осмеливался дойти до логиче­ского конца. Фрейдизм называл навязчивый невроз „каррикатурой рели­гии», а в религии видел „символический и разумный смысл*, религию считал „тем путем, которым человек освободился от господства злых, социально-вредных стремлений». Теперь Фрейд осмелился сказать страшное слово: в наше время религия является неврозом навязчиво­сти, в век машин, электричества и радио вера в бога , как бы этого бога ни представлять, является инфантильным пережитком детской поры чело­вечества. Мы не станем воспроизводить здесь интереснейшую аргумен­тацию Фрейда. Укажем только, что логика фактов приводит Фрейда, не имеющего ничего общего ни с марксизмом ни с социализмом, к выводам основоположников научного социализма.

„Религия есть всеобщая теория этого мира, его энциклопедиче­ский компендиум, его лигика в популярной форме, его спиритуали­стический point d’honneur, его всеобщее основание утешения и оправдания. Она фантастическое воплощение человеческой сущно­сти, но человеческая сущность еще не обладает ни какой истинной действительностью « (Маркс. К критике человеческой философии права).

„Каждая религия является нечем иным, как фантастическим от­ражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, отражением, в котором земные силы принимают форму „сверх’естественных». (Энгельс. Антидюринг).

Через несколько десятков лет после Маркса и Энгельса добро­ совестный буржуазный ученый, покорный велению фактов, приходит к тем же убийственным для религии выводам.

Что, одако, побудило Фрейда, (который, по словам одного из его учеников, Виттельса,—гражданин, которому хотелось бы „жить и уме­реть спокойно»), посягнуть на один из столпов буржуазной культуры (ибо культура, где меньшинство навязывает свои требования и огра­ничения большинству, о которой говорит Фрейд, и есть культура классового общества), каким является религия?

Внимательное чтение статьи Фрейда обнаруживает, что его пером водило сознание краха не только религии, но и современного буржуазного общества. Фрейд понял, что отказывается действовать гигантский насос, каким являлась религия для выкачивания в безвоздушное пространство, в фантастическое небо с его обитате­лями, той сдавленной, вытесненной, загнанной внутрь социальной энергии, которая может взорвать капиталистическую цивилизацию. Фрейд сигнализирует буржуазии смерть религии и опасность , которая с ней связана для классовой культуры . Но вместе с тем Фрейд доста­точно добросовестен, чтобы понимать почти полную безысходность положения для буржуазии. Он видит, что слишком много накопилось в капиталистическом обществе противоречий, слишком много сдавлен­ ной энергии и ненависти, которые раньше загонялись религией в не­вроз, в искание потустороннего мира и фантастических об’ектов, но которые теперь властно ищут выхода. И вот Фрейд, не— социалист (ибо он не верит в возможность обходиться без принуждения людей к труду), приходит к пессимистическому для своей культуры выводу. „Приходится ли говорить о том, что культура, которая оставляет не­ удовлетворенным такое огромное число участников, толкая их на восстание, не имеет видов на длительное существование да и не заслуживает его“. Таким образом, статья Фрейда имеет значение не только, как еще одно обоснование неизбежного отмирания религии и торжества атеизма, но и как знаменательный для наш ей эпохи чело­веческий документ.

Работа Фрейда, как убедится читатель, представляет собой бле­стящий образец литературного мастерства, она отличается тем, что в ней „словам тесно, а мыслям просторно». Но среди россыпи мыслей, которые Фрейд умудрился вместить в свои скупые строки, есть одна, которая особенно ценна и поучительна для нас, советских атеи­стов. В предисловии к своему последнему сочинению „Материали­стическое понимание истории» (1927 г.). К. Каутский, выражая общее мнение реформистов, пишет: „Социал-демократическая партия должна быть открыта каждому, кто хочет примкнуть к освободительной борьбе пролетариата против всякого гнета и эксплуатации, как бы он ни обосновывал теоретически свое желание, материалистически, канти­ански, христиански, или еще как-нибудь». Одним словом, партии ра­бочего класса не должно, мол, быть дела до религии, которая, мол, является частным делом каждого. И вот не кто иной, как буржуаз­ный ученый Фрейд, только потому, что он оказался способным по­дойти к религии, как честный исследователь, особенно ярко и убе­дительно разоблачает нестерпимую пошлость лозунга „религия— частное дело» в наш у эпоху. Этот лозунг не только реакционен, ибо он прозевывает такую мелочь, как церковь со всем ее оглупляющим аппаратом, с ее экономической базой, с ее средневековыми идеа­лами, он просто абсурден в наш и дни, он— „contradictio in adjecto“, т.-е. внутренне противоречив и нелеп. К стыду реформистов именно бур­жуазный ученый Фрейд показывает, что в нашу именно эпоху борьба с гнетом и эксплуатацией несовместима, непримирима с религией. Перед человеком нашей эпохи в области мировоззрения есть два пути: либо борьба за новую культуру, участие в общественной жизни, направление влечений и энергии на реальные об’екты, на преодоление реальных препятствий, на реальное преображение всей окружающей человека обстановки, либо прилежание к богу, к поту­стороннему миру, направление влечений и энергии на иллюзорные объекты и фантастические цели, уход в невроз, бегство от общества, смерть для реальной общественной борьбы.

Либо—либо. Третьего не дано.