Письмо З. Фрейда — Марте Бернайс (16.01.1885)

Вена

Мое сокровище!

Сердечный тебе привет к семнадцатому [1]. Знаешь ли ты, между прочим, что так же семнадцатого начался и мой курс? А теперь быстро мои новости, которым ты можешь порадоваться.

Жребий брошен. Мне пришлось остричь дикую бороду и идти к Нотнагелю, которому я послал открытку такого содержания: «Позвольте узнать, господин надворный советник, соблаговолите ли Вы выслушать меня по личному делу, и если да, то когда?»

Та же самая толпа, то же самое пугливое шушуканье вокруг меня. Тот ли я врач, который сможет лечить почтенных пациентов и вообще, чего следует ожидать от меня?

Лучше всего я понял разговор одной дамы в черном с ее братом? Женская проницательность увидела во мне нечто сомнительное. А ее братец, хотя и вежливо не соглашался с нею, но в его улыбке сквозило сомнение, тот ли я врач, которому можно доверять свое здоровье. Манне [2] особенно был резок со мной. Но это объяснимо: у него в кабинете висит портрет умершей жены, задумчивой и серьезной.

Я спросил у Нотнагеля, могу ли высказать свою просьбу сейчас или позже. Он сказал, что если буду краток, то сейчас, в противном случае нам лучше было бы поговорить позже.

Я обещал, что буду краток:

— Однажды Вы высказались в том смысле, что хотели бы быть мне полезным, и я поверил в это. Теперь к делу. Мне хотелось бы узнать, могу ли я на основании моих предыдущих работ добиваться доцентуры или должен ждать?

— Вы все время работали, дорогой доктор, над «Кокой»? («Кока» прежде всего связана с моим именем).

Я показал ему рукописи своих научных статей, написанных в марте и последующие месяцы. Он не вникал в их содержание, а считал лишь количество.

— По объему это восемь или девять авторских тистов. Подавайте спокойно Ваше заявление. О Боже!

Если бы Вы знали, какие люди стремятся к доцентуре.

Некоторые из них не имеют ни малейших профессиональных заслуг.

— Однако я должен опубликовать еще некоторые вещи, из которых две в самое ближайшее время.

— Вы не нуждаетесь в этом. То, что у вас есть, — более чем достаточно.

— Однако среди них мало собственно по невропатологии…

— Но это не имеет значения. Как можно глубоко разбираться в невропатологии, не занимаясь психологией и анатомией?

Так вы хотите стать доцентом в области невропатологии? Тогда целесообразно, если рецензентами Вашего реферата будет Мейнерт, Бамбергер и, вероятно, я. Думаю, возражений не возникнет, а если другие коллеги засомневаются, то такой состав рецензентов обеспечит Ваш успех. Все будет в порядке, зе волнуйтесь.

— Значит, могу ли я предполагать, что вы поддержите мою кандидатуру? Мейнерта я знаю, он это сделает несомненно.

— Конечно, и я не думаю, что кто-нибудь будет возражать, а если и будут, то, по-моему, мы все равно победим.

Я еще добавил:

— Речь идет о том, чтобы узаконить курс, который я веду нерегулярно. Правда, я читаю только для англичан и, естественно, на английском языке. Они идут на мои лекции толпами.

Потом мы крепко пожали друг другу руки, и я ушел, надеясь, что вскоре стану самым молодым доцентом.

Заявление о доцентуре подам на следующей неделе.

На этот раз «золотая змея» от тебя не уйдет.

Тысяча сердечных поцелуев.

Твой Зигмунд.