Письмо З. Фрейда — Стефану Цвейгу (17.02.1931)

Вена, IX, Берггассе, 19

Глубокоуважаемый господин доктор!
Я получил вашу последнюю работу [1] и вновь прочел, на сей раз, естественно, с большим интересом, чем ваши прежние увлекательные произведения. Если бы мне было позволено сообщить вам мои впечатления в критической форме, я бы сказал: наиболее гармоничным, справедливым и благородным показался мне Месмер. Так же как вы, я думаю, что истинная сущность его находки, то есть суггезации, по сей день не зафиксирована и что остается пространство для кое-чего нового. В Мэри Э.Б. (!) мне мешает, что вы с такой тщательностью описываете ее неутомимую энергию. Это куда меньше импонирует нашему брату, неспособному отделаться от патологической точки зрения. Мы знаем, что в припадке беснующийся теряет силы, которых в нормальном состоянии у него нет. Безумное и преступное в случае с Мэри Б.Э. в вашем изображении не проявляется, равно как и несказанно гнетущее в показе американского фона.

Неприятие собственного портрета или же неузнавание себя в нем — факт рядовой и всем известный. Поэтому я спешу выразить мое удовлетворение, что самое важное в моем случае вы распознали верно. А именно: результат проистекает не столько из интеллекта, сколько из характера. Это суть вашей позиции, и так считаю я сам. В противном случае я возразил бы, что вы слишком подчеркиваете во мне мелкобуржуазно корректный элемент, — ведь парень все-таки посложнее; с вашим изображением не согласуется, что я все же испытываю головные боли и усталость, как любой человек, что я был страстным курильщиком (я бы желал все еще быть им), который обязан сигаре большей частью своего самообладания и терпения в работе, что я при всей моей хваленой непритязательности все-таки принес много жертв ради того, чтобы собрать коллекцию греческих, римских и египетских редкостей и вообще-то больше читал археологию, чем психологию, что я вынужден был до самой войны, а некоторое время и после нее по меньшей мере раз в году по нескольку дней — а то и недель — бывать в Риме и тому подобное. Я знаю по малым формам искусства, что масштаб понуждает художника к упрощениям и опущениям, но тогда легко возникает ложная картина.

Я, вероятно, не ошибаюсь в предположении, что вам было незнакомо содержание психоаналитического учения до напечатания книги. Тем большего признания заслуживает, что вы столь многое с той поры освоили. И все же рискну покритиковать вас. Вы почти не упоминаете технику свободных ассоциаций, которая многим кажется самой значительной новинкой психоанализа и является методическим ключом к результатам анализа, и заставляете меня обретать понимание снов по детской травме, что исторически неверно, а изображается так лишь из дидактического намерения.

Да и ваше последнее сомнение — можно ли применить анализ к нормальным детям — объясняется незнанием этой техники. В ту пору, когда микроскоп был новым инструментом в руках врача, в руководствах по физиологии можно было прочесть, какими редкими качествами обязан обладать врач, работающий с микроскопом. Те же самые требования предъявлялись позже хирургам, ныне всякий студент учится владеть микроскопом и хорошие хирурги воспитываются в школах. Если же не все делают это в равной мере добротно, так тому помешать нельзя ни в какой сфере.

От всей души желаю вам приятного отдыха
ваш Фрейд