Письмо Стефана Цвейга — З. Фрейду (08.09.1926)

Капуцинерберг, 5

Зальцбург

Почтеннейший господин профессор, наряду с вашей духовной деятельностью вы демонстрируете еще и потрясающе великое искусство: стыдить добротой! Не только одни слова, что вы мне сказали, но и сам тот факт, что вы вообще, будучи стеснены людьми и проблемами в пору вашего отдыха, взяли на себя заботу столь основательно вглядеться в труд, собственно бесконечно многим обязанный вам, воистину приводит меня в смятение — вчера я совсем не мог взяться за перо.

Позвольте мне ясно сказать, чем я, чем многие обязаны  вам — мужеством   в   психологии.   Вы  освободили столь огромное число литераторов целой эпохи от комплексов. Благодаря вам мы многое видим, благодаря вам мы многое говорим, чего обыкновенно нельзя было бы увидеть, нельзя было бы сказать. Это все ныне еще не очевидно, потому что наша поэзия видится еще не исто­рически, не в ее исконно предметных формах, пройдет Десятилетие или два — тогда лишь увидят, где была взаимосвязь,   внезапно   давшая   другую   психологическую смелость   Прусту   во   Франции, Лоуренсу и Джойсу в Англии, некоторым немцам. Имя ей будет — вы. И мы никогда не станем отрицать этого великого открывателя.

Для меня психология (вы понимаете это, как никто другой) ныне является, собственно, единственной страстью моей жизни. И я бы хотел тогда, если я достаточно далеко продвинусь, проверить ее на труднейшем объекте, на мне самом. И самобиография послефрейдовского времени может быть яснее и смелее, чем все таковые времен предыдущих. Я как раз изучаю в этой плоскости Толстого — каждый день он уговаривал себя быть смелым и правдивым. Но от доподлинно очевидных истин он уклоняется. До сих пор его еще ни разу в жизни по-настоящему не пробрало, и мне этого очень хочется. Из самых современных смелым (без достаточного познания) был Ханс Йегер в «Богеме Христиании» и «Больной любви»[1]. Такой же вроде должна быть пока недоступная мне книга Франка Харриса [2]. Но мне думается, что наше время, продуктивно слабое, оставит после себя знания и документы, мужеством за это оно обязано вам.

У меня нет более глубокого желания, чем желание того, чтобы ваше здоровье оставалось крепким, чтобы ваша деятельность набирала и дальше мощь: вы по-прежнему являетесь решающей силой в невидимой борьбе за душу. Вы по-прежнему являетесь единственным человеком, творчески объясняющим нам механику духовного. Вы нужны нам в действии, как никогда прежде.

С любовью, благодарностью и почтением

глубоко преданный вам

Стефан Цвейг